Контрабас и виски с трюфелями - Михаил Шахназаров

Директриса попросила меня вернуться на место. Я достал плевательную трубку, сделанную из дефицитного японского фломастера, хорошенько прослюнявил обрывок тетрадного листа и зажмурил правый глаз. Снаряд шмякнулся прямо в заушину. Пурпурная Лазаренко обернулась и пропела свое коронное: «Дебилы». После того как второе «ядро» отскочило от затылка школьной Софьи Перовской, та начала тянуть руку.

— Инна Михайловна, кто-то безобразно плюется.

Как будто плеваться можно небезобразно. Директриса сказала, что если Ирочка поднимет руку во второй раз, всех мальчиков обыщут. Главное, чтобы Ирочке не захотелось по-маленькому. А то приспичит, а нас все равно обыщут.

И тут Инна Михайловна подозвала меня. Она сделала это по-заговорщически — шепотом. Понурив голову, я подошел к столу. В последние годы я подходил к учителям исключительно с виноватым видом. Времена, когда меня хвалили за грамоты от РОНО Латвийской ССР, остались в приятных воспоминаниях родителей.

— Миша, молодец! Просто умница. Редко тебя хвалю, но сейчас заслужил. Мы читали с восхищением. Очень понравилось про Павла Бажова. Полный тезка автора «Хозяйки Медной горы».

— Да, а я и не подумал как-то.

— Понравилось, что ты до мелочей описал вагон-салон своего земляка, великого маршала. Была там два раза, а все так скрупулезно не помню… Знаешь, мы тут обсуждали твою работу и пришли к выводу, что мало, очень мало мы проводим экскурсий по местам боевой славы.

И к стыду, к стыду своему даже не знали о тех местах, которые описал ты. За содержание — пятерка с плюсом; за грамматику — четыре. И вот что. Давай ты после экзамена зайдешь ко мне в кабинет и подробно опишешь, как добраться до мест, которые ты так красочно описал в своем сочинении. И еще раз повторю: мо-ло-дец.

После экзамена зашел к директрисе и еще раз восемь услышал, что я молодец. Инна Михайловна с усердием записывала маршруты.

— Доезжаете до указателя «Кегумс». Слева — переезд. Первый поворот направо после переезда и километра четыре вглубь. Увидите домик лесника. От него двигаетесь налево. Но если лесник будет дома, то он обязательно покажет…

По дороге домой я представил себе картину: полные автобусы школяров в резиновых сапогах и нейлоновых куртках, преисполненные чувством долга учителя. Инна Михайловна произносит:

— Дети! Сегодняшний наш поход состоится благодаря бывшему ученику нашей школы Михаилу Шахназарову, который, по счастливой случайности, выбрал темой своего выпускного сочинения тему о воинах-освободителях нашей республики. Вперед, друзья! К неизведанным нами местам подвига и чести!

А через три-четыре часа хождения по болотам мокрые от дождя, чешущиеся от комариных укусов школьники с одышкой наперебой бормотали:

— Ну и сука этот бывший ученик нашей школы Михаил Шахназаров. Хорошо, если мы теперь дорогу к автобусам найдем.

И да прости, Господи, душу мою грешную, если было это действительно так.

За обычным канцелярским столом, напоминающим школьную парту, сидел тщедушный человечек, похожий на урода-карлика из сказок о мрачных замках и клыкастых чудовищах. По радио крутили «Ландыши», человечек раскачивался в такт музыке и барабанил крохотными пальчиками по крышке стола. Изредка он косился на свои узенькие плечи, которые украшали погоны с майорскими звездами. В эти моменты по его лицу растекалась неприятная улыбка. Майора начальнику штаба части Колосову присвоили месяц назад, и другой на его месте давно бы успокоился и пообвыкся с новым рангом. Но, видно, не мог поверить Колосов, что дошагал до столь высокой ступеньки в военной иерархии. Максимум, на что тянуло это убогое во всех отношениях создание по кличке Вампир, было звание пожизненного капитана. А тут — на тебе — майор. Так, смотришь, и до подполковника дослужиться можно. Ухватить две больших звезды и пребывать в небезосновательной уверенности, что не зря выбрал стезю военную.

Колосов снял трубку телефона и споро накрутил трехзначный номер:

— Иришенька… Иришенька, а мама вот что делает? Спит? Ах, чита-а-ает! Нет, нет, не зови. Пусть себе читает… Не зови, не зови, доча! Пусть себе читает, мамочка наша. И ты перед сном почитай, дочура. А я попозже наберу, попозже, прутик мой ивовый.

Колосов посмотрел на часы. Большая стрелка приближалась к одиннадцати. В казарму идти бессмысленно. Стоит шагнуть из дверей штаба, как в роте тут же будут знать о его приближении, и все безобразия, творящиеся после отбоя, разом прекратятся. А смысл идти в казарму, если там нет безобразий?

После «Ландышей» из динамика зазвучал Леонтьев. Потомок затерявшихся в тундре оленеводов пел о зеленом светофоре. Майору нравилась эта песня. Яркая, цветная, про любовь. «Ну почему, почему, почему был светофор зеленый, да потому, потому, потому, что был он в жизнь влюбленный…» — гундосил военный. Красивая песня, жизненная. И его жизнь — как светофор. Зеленый цвет — это похвалы от вышестоящего начальства. Желтый — это ожидание вздрючки. Красный — вопли комбата: «Вы позорите нашу часть, Колосов! Вы хреновый офицер! Нужно не жрать водку, а подавать пример и не уподобляться свиньям!»

Неожиданно Вампир резко поднялся со стула. Он подошел к зеркалу и начал танцевать. В отражении извивалось маленькое уродливое тельце с большой головой, и если бы не военная форма, Колосова вполне можно было принять за юродивого. Выделываемые им коленца наверняка озадачили бы опытного врача-психиатра.

«Светофор» отмигал, и по заявке какого-то пенсионера включили классику. «Классика — это не барабанная дробь, это не трубящие сбор горны, это не батальон на марше», — подумал офицер и, подойдя к столу, вновь набрал номер домашнего телефона.

— Иришенька! Ну, как там мама, Иришенька? Спит?.. До сих пор читает? Ну, пусть читает. Книжка, наверное, интересная, вот и зачиталась наша мама. Нет, не зови, не зови, березонька моя ветвистая…

Голос майора был очень похож на голос актера Милляра, прославившегося благодаря перевоплощениям в киношную нечисть. А дочку Вампир почему-то любил сравнивать с деревьями. Называл то ивушкой, то осинушкой, то кипарисушкой. На самом деле она была похожа на корабельную сосну. Такая же длинная, ровная и тупая.

Накинув китель, Колосов похлопал ладошками по зеленоватым щекам и, покинув штаб, уверенно направился в сторону свинарника. Инспектировать работу вечно сонных и насквозь пропитавшихся запахом сала и помоев свинарей было одним из любимых занятий Вампира. Выполнять эту «почетную» работу обычно назначали либо селян, либо полных дебилов, непонятно каким образом проскочивших призывную комиссию.

Рядовой Артемий Личко до призыва работал в совхозе дояром-автоматчиком. Парнем он был недалеким и добрым. Почти на все вопросы отвечал стандартно: «Хрен ли, коли жисть кидает, мать ее в качель». Один раз я спросил у Артемия, ждет ли его на гражданке девушка. Артемий насторожился, сделал лягушачьи глаза и ответил: «А хрен ли… Ждет, не ждет. Ей другого жениха не найтить. Больно уж страхотлива. Но в хозяйстве сгодится».