Страсти по рыжей фурии - Татьяна Тронина

– А мне кажется, ты самый необыкновенный и удивительный человек на свете, – проникновенно сказала я. – Таких мужчин, как ты, не существует. Да, ты мне просто снишься...

– Тата, ты все шутишь, но одно обстоятельство не дает мне покоя. Я не могу от тебя что-то скрывать, и потом – произошедшее произвело на меня такое неприятное впечатление, что я просто обязан рассказать о нем, чтобы избавиться наконец от этого чувства. Это началось не сегодня, уже довольно давно.

– Хорошо, Митя, – кротко сказала я. – Так и быть, стану на какое-то время твоим психоаналитиком. Хотя я не так сильна в психоанализе, как, например, твоя Шурочка.

– Она не моя! – сердито рявкнул Митя – мужское в нем все-таки прорвало лоск цивилизованности. – И к черту психоанализ! «Димитрий, нельзя вкладывать весь мир в одну женщину, это мешает самовыражению. Димитрий, давайте я вам помогу избавиться от этого наваждения», – пропищал он тоненьким манерным голоском.

– Она тебе так говорила?! – Я чуть не до потолка подскочила на своем диване. Ну Шурочка! Даже чересчур ретиво ты взялась за дело!

– Говорила! А сегодня, когда ты ушла за своей дурацкой земляникой...

– Митя, Митя, молчи! – прикрыла я его рот ладонью. – Я все поняла. Забудем о Шурочке.

– Терпеть не могу таких лицемерок! – с холодной яростью произнес он. – Я ее видел в последний раз – запомни это.

– Конечно, – успокаивающе погладила я его по голове. – Больше ты ее не увидишь.

– Я тебя обожаю, – вдруг сказал он, с такой страстью стискивая меня в объятиях, что мне вздохнуть невозможно стало. – И когда кто-то с цитатами из классиков начинает доказывать мне, что мои чувства ложные, что моя любовь – результат каких-то застарелых детских комплексов...

– Что? – вырвавшись из его объятий, расхохоталась я. – Она так сказала? Очаровательно...

– Да... Не зови ее, не приглашай больше, я не хочу ее видеть. Знаешь, я еще боюсь, что ты будешь ревновать меня к ней и в конце концов меня бросишь, а я без тебя не могу. Я тебя обожаю!

Бедный Митя! Оказывается, он боялся того же, что страшило и меня. Запоздавшее раскаяние вползло в душу: выходит, я совершенно напрасно ревновала его и злилась – Шурочкины ухищрения ни к чему не привели. «Я была права. Она мне не друг. Хотя, конечно, ничего особенно страшного она не сделала – вокруг полным-полно хищниц, которые делают подобные пакости своим близким подругам, и никто не ставит на них клеймо преступниц. Это ужасно, конечно, но в нашем мире каждый сам за себя, каждый борется за свое счастье как умеет... Шурочку даже жалко – она так одинока! Впрочем, нет, совсем не жалко, даже интересно, что она еще предпримет».

– Митя, – с напускной серьезностью спросила я, – а вдруг моя бывшая одноклассница права – нельзя вкладывать целый мир в одну женщину, в меня то есть?..

– Какие глупости, – пробормотал он, с закрытыми глазами целуя мое лицо, – ты же знаешь, у меня полно других интересов...

– Машина, работа... – подсказала я.

– Ну да, машина, работа, друзья. А тебя я люблю. Нельзя любить больше одной женщины... Нет, можно, конечно, но тогда ни одно из этих чувств не будет полноценным.

– Митя, ты меня пугаешь! Ты не зануда случайно? – продолжала я его дразнить.

– Нет. Просто я тебя люблю. А ты меня?

– Митя, что за нежности, это чересчур...

Я, конечно, испытывала к нему очень глубокое и яркое чувство, но часто признаваться в любви было выше моих сил. Я старалась как можно реже говорить о ней, потому что каждый раз мне казалось, что я лгу, и меня это пугало.

Считается, что обычно в жизни все бывает наоборот – женщины более романтичны, они не скрывают своих чувств и обожают говорить о них мужчинам, но на самом деле это бывает редко. Да, они любят говорить о любви, но только в своем, женском кругу. И только совсем потерявшая голову от страсти женщина способна без конца твердить о своих чувствах мужчине... пока не вызовет у него отвращение. В остальных же случаях – это игра, игра и еще раз игра.

С Митей я хотела быть честной. Я не могла ему твердить ежечасно и ежеминутно, что без ума от него, но и не отвечать на его чувства я тоже не могла. Поэтому каждый его вопрос «А ты меня любишь?» вызывал у меня замешательство. Не раз я замечала за собой эту эмоциональную холодность – мое несчастье и мое достоинство, уж не знаю, чего тут больше – плохого или хорошего... Наверное, я вообще слишком холодна, ведь именно по этой причине мне пришлось расстаться с моим первым мужем. Да и со вторым тоже, если задуматься, – я не хотела вкладывать в него душу, жертвовать чем-то.

– Татка, ты меня любишь?

– Митя, перестань, наступит инфляция! – Я стремилась перевести все в шутку, но он с каким-то исступленным отчаянием продолжал ласкать меня.

– Сегодня на пляже ты была такая красивая! Завела меня ужасно, когда сбрасывала с себя одежду... – шептал он мне словно в забытьи. – Я даже ждал, что ты и купальник скинешь, потому что ты все делала по-настоящему, вдохновенно...

– Митя, я не сумасшедшая, мы не на нудистском пляже были.

– Сделай для меня то же самое сейчас, но чтобы уж до самого конца...

– Митя, я страшно устала, мы два часа тряслись на машине по кочкам!

– Я тебя умоляю!

Для меня совсем несложно было повторить спектакль, но холодное, жестокое упрямство вдруг напало на меня, и это было невыносимо – два совершенно противоположных желания раздирали меня: я хотела сделать приятное человеку, который бесконечно любил меня, и не могла... Слезы полились из глаз неожиданно. Я плакала, а Митя пытался осушить мои слезы губами и был так нежен, как ни один мужчина на свете.

Он больше ничего от меня не требовал, он просто ласкал меня, и я молча, безропотно отдавалась его прикосновениям и думала, что только его я, наверное, смогу полюбить. Вот пройдет еще немного времени – и я смогу сказать ему, что тоже люблю его бесконечно и только смерть разлучит нас...

* * *

Мне красиво причесали волосы, загнули ресницы и только слегка припудрили лицо прозрачной пудрой, чтобы не скрывать веснушек.

Я сидела в студии вместе с режиссером, актером Коломийцевым и его женой, сыгравшей в нашем фильме Марийку, главную героиню. На самом деле актрису звали Ксенией, и она была уже бывшей женой Коломийцева – звездная парочка успела развестись этой зимой. Впрочем, вели они себя как старые друзья.

Наш фильм смогли хорошо раскрутить, и, кроме того, он действительно понравился народу. При всей тенденциозности он был милым и совсем не чернушным, после него не хотелось плеваться. «Багровый туман» сумел завоевать несколько премий, и теперь его, судя по слухам, собирались везти чуть ли не в Канны. Впрочем, это были пока слухи, и наш режиссер не особенно о них распространялся, будучи от природы человеком суеверным.

Передачу вел некий Костя Грелкин – молодой телеведущий из тех, которых так много развелось в последнее время, что ни имена, ни лица не успевали запомниться. Нечто среднего рода, приветливое и болтливое.