Малышка, пойдем со мной… - Мартина Коул

Джоани выбросила из головы эти мысли. Сегодня хороший день, и она не позволит, чтобы что-либо испортило его.

— Мне кажется, я начинаю совершенно новую жизнь, и все это благодаря тебе, Джон-Джон.

Он усмехнулся.

— Да нет, мама, здесь нет моей заслуги. Просто тебе давно уже нужна была достойная работа. Пол говорит, что ты должна использовать свои возможности.

Она снова улыбнулась.

— Мне — достойную работу? Жаль, что этого не слышала моя мама: она умерла бы со смеху!

— Или напилась бы до чертиков.

Оба засмеялись.

— Кира что-то задерживается, — сказала Джоани.

Они, не сговариваясь, взглянули на часы, которые представляли собой весьма приблизительную копию Тадж-Махала, выполненную из золотистой пластмассы. Кира купила их на Рождество. Никто так и не решился сказать ей, что они думают об этих часах на самом деле.

Теперь они оба смотрели на циферблат с озабоченными видом. Уже почти пять — Кира должна была прийти часом раньше.

— Возможно, она пошла к Томми.

— Пойду узнаю, мама. А ты приготовь пока чай.

Джон-Джон выскользнул из квартиры, радуясь небольшой передышке. Не так давно он курил марихуану, и, поскольку предстояла работа, требовавшая принятия решений, надо было проветриться.

Он не мог успокоиться по поводу Джеспера. До него доходили слухи, что тот очень плох. Отбитая печень или что-то в этом роде. Странно, обычно он контролирует свои удары. Возможно, во всем виновата Жанетта. Он перенервничал из-за нее, потерял контроль, и это волновало его больше всего.

Кира была пьяна. На нее было ужасно смотреть.

Бетани очень испугалась, так как все начиналось в виде шутки. Она незаметно сунула под жакет бутылку бакарди, взятую у матери, и принесла ее в парк. Это казалось замечательной забавой. Но бакарди, смешанный с кока-колой вызвал у собравшихся девчонок тошноту. А Кира продолжала пить. Теперь ее выворачивало наизнанку, лицо ее то смертельно бледнело, то горело так, что можно было прикуривать.

Запах рвоты вызвал у Бетани ответную реакцию. Бетани знала о разрыве между ее матерью и матерью Киры. Ее мать ревновала к новой работе Джоани. Бетани не понимала почему, она заметила только, что Джоани ходит к ним в дом, а ей самой велено было не водиться с Кирой.

Теперь ей за все придется отвечать.

Кира лежала на траве. Было прохладно, и ее лихорадило. Каждый раз, когда она пыталась сфокусировать свой взгляд на Бетани, получалась не одна Бетани, а несколько, и это смешило девочку. Ее волосы растрепались, она была похожа на безумную.

Бетани готова была расплакаться. Она и сама чувствовала себя приотвратно, но при виде Киры, изрыгающей из себя черную массу, ей стало еще хуже. Обеих рвало до боли в горле.

В таком состоянии их и нашел сторож парка.

Двадцать минут спустя прибыла полиция. Бетани плакала, а Кира истерично хохотала.

Женщина-полицейский взглянула на сторожа и укоризненно покачала головой. Киру по-прежнему рвало, ее платье было перепачкано, так же как волосы и руки.

Женщина-полицейский вызвала «скорую помощь».

Джон-Джон даже не подозревал, чтобы человек с такой комплекцией, как у Томми, мог быстро двигаться. Едва он услышал, что Кира не вернулась из школы, он натянул пиджак и приготовился прочесывать улицы в поисках девочки. Явная забота этого человека произвела на Джон-Джона большое впечатление. Чтобы доверять Томми, ему понадобилось какое-то время, но теперь он, так же как и мать, считал его славным малым.

Когда Томми позвонил по телефону и спросил отца, не видел ли тот Киру, волнение в его голосе оказалось заразительным. Джон-Джон всерьез забеспокоился.

Толстяк повторял:

— Ты уверен, что не видел ее?

Наконец Джон-Джон велел ему успокоиться. Томми опустил трубку и сказал:

— Это единственный номер, кроме вашего, который я знаю. Но Кира не должна быть далеко. Она не может вот так взять и уйти, она знает, как мы волнуемся!

Он был готов расплакаться.

— Пожалуй, я вернусь к маме, хорошо? — сказал Джон-Джон. — Мы будем держать тебя в курсе дела.

Он с радостью вышел на улицу. После визита к Томми он по-настоящему разнервничался.

Джоани приехала в больницу к восьми пятнадцати. Моника уже была там. Обе женщины молчали, пока врач разъяснял им ситуацию.

У Киры случился приступ эпилепсии, кроме того, она страдает от алкогольного отравления. Для Бетани все обошлось благополучно, и она может идти домой.

— Это проклятая Бетани!

Джоани проговорила это вслух, не подумав. Моника же не считала свою дочь виноватой.

— Послушай, Джоани Бруер, твоя Кира виновата не меньше. Она тоже пила эту дрянь, никто ведь не заставлял ее делать это.

Джоани злобно помотала головой.

— Заткнись! Она сама никогда бы не додумалась до этого. Твоя Бетани — мастерица на подобные проделки.

Однако Моника, все еще переживавшая повышение Джоани, не собиралась сдаваться. Она сразу же взяла быка за рога.

— Кого ты здесь из себя строишь, а?

Присутствующие могли ее слышать. Джоани закрыла глаза, опасаясь того, что должно было, по ее мнению, произойти.

— Ты приходишь сюда, разодетая, как обезьяна, и ни с того ни с сего набрасываешься на мою бедную девочку! Да твоя Кира прямо святая. А то, что ты теперь не подставляешь свою задницу, вовсе не значит, что ты лучше меня! Я все о тебе знаю, дорогая!

— Тебе известно, Мон, что моя Кира может выкинуть, что угодно, только если ее научат сделать это. Ты же знаешь, какая она.

Джоани делала все возможное, чтобы успокоить Монику, но это было трудной задачей.

Моника уперлась руками в толстые бедра и закричала:

— Почему ты скрываешь правду, Джоани? Она отстает от своих сверстниц, она глупа как пробка, признай это в конце-то концов! Многие уже и сами догадались обо всем.

Она увидела, как Джоани изменилась в лице, и тотчас пожалела о сказанном.

— Ребенок для меня всё, Моника. Она отравилась алкоголем, и с ней случился припадок. Можно говорить о ней что угодно, но она не тупица, понятно?

Рука Джоани стала сжиматься в кулак. Моника вовремя вспомнила, на что способна ее подруга, если ее вывести из себя.

За ними обеими наблюдала полная рыжеволосая женщина. На ней был пестрый хлопковый брючный комплект и черные сапоги. Сначала они подумали, что она посетительница, но женщина произнесла отчетливым, профессионально поставленным голосом:

— Я — миссис Джонс, работник общественной службы больницы. Когда вы закончите, нам, видимо, следует поговорить.