Прыжок домашней львицы - Галия Мавлютова

– Дед, отдай мне игрушку, не балуйся, как ребенок, честное слово, – сказал Лева и протянул руку.

Пономарев рыгнул и смачно плюнул, пытаясь попасть прямо в ладонь капитана. Лева брезгливо отвернулся. Густой белесый плевок пролетел мимо, звучно шлепнулся на пол.

– Кому дед, а кому – товарищ Пономарев, – прошипел полковник, – забыл уже, как обращаться к старшему по званию, гаденыш?

– Нет, не забыл, у меня отличная память, – примиряющим тоном ответил капитан и лукаво подмигнул Оксане.

Девушка прыснула. Ей нравился сильный Лева.

– Брысь с дороги, гаденыш, – зычно гаркнул Пономарев и рванулся к двери. Николай Чуркин немедленно вырос перед ним, загородив старику путь и придержав его руку с гранатой наперевес.

– Батя, погоди чуток, нам поговорить надо, – едва успел произнести он, но отставной полковник выкинул ногу и ловко подсек говорливого пленника, Чуркин кубарем отлетел в угол. Послышался глухой мат. Лева лениво зацепил носком ноги подагрическое колено старого обидчика, и Леонид Витальевич дернулся, зашатался, поторчал выдернутым гвоздем, задрожал всем телом и тяжело рухнул на Чуркина. Два тела неподвижно залегли в углу. Они не шевелились, не дышали, видимо, соображали, планируя дальнейшие действия. Трое конвоиров очумело наблюдали за удивительным зрелищем. В один миг они превратились в трехглавую гидру. Она поводила очами из стороны в сторону, округленные глаза ворочались, перемигивались, недоумевали. А между головами плясало, подпрыгивало и выглядывало смеющееся личико Оксаны. И лишь один капитан Бронштейн сохранял равновесие. На его непроницаемом лице приплясывали отблески девичьей улыбки.

– Вставай, батя, тебе вредно валяться на холодном полу, – сказал Лева и выдернул старого полковника из угла.

Капитан поставил старика на пол и вытащил на поверхность Чуркина. Поверженные шумно встряхнулись, будто шелудивые псы, сбрасывая с себя остатки перенесенного унижения, пошвыркали, поперхали, затем понемногу приосанились, принимая человеческий облик. Взбесившиеся собаки на глазах превращались в приличных людей. Оксана обогнула гидру и быстро ощупала старика. Цел, невредим, здоров, разумеется, относительно здоров. Все в порядке, девушка взмахнула ладошкой, улыбнулась Леве, подавая знак: дескать, можно приступать к погрузке. Пора отчаливать! Капитан незаметно кивнул в ответ и направил толпу из коридора в комнату, как воду из шланга. Послушная масса потекла в нужном направлении. Пономарев злобно зыркал прищуренными глазками, обшаривая взглядом квартиру, прицениваясь к ситуации. Его многое не устраивало в обстановке. Народу много. Внучка случайно затесалась в бандитскую команду, голубица невинная. Леонид Витальевич вдруг затосковал. Пятеро против одного. Много для отставного полковника. Количеством задавить можно. Оксана острокрылой ласточкой присела на подоконник, а шестиглазая гидра выстроилась в правильный треугольник, в центральной части композиции бравым флагманом пялился отставник, по краям конфигурации встали два капитана. Они стояли, пригнув головы, как горные соколы. Гордые и неприступные.

– Дед, эти хорошие парни за деньгами пришли. Они стоят за твоей спиной. Дышат тебе в затылок. Две штуки назад просят. Сам отдашь или – как? – сказал Бронштейн.

– Или – как, – передразнил его Пономарев. – Не отдам. Нечего мне отдавать. Я никому ничего не должен. Мне – должны. Все вы! Абсолютно все! Народ. Государство. И ты, в том числе!

– А я-то с какой стороны? – изумился Бронштейн.

– Ты мне со всех сторон должен. По кругу. Ведь это из-за тебя, щенок, меня на пенсию отправили. Молодой, ранний, наглый. Пришел. Проявил инициативу. Высунулся. Захотел, чтобы начальство заметило твое рвение. Все заметили. Добился своего. Тебя назначили командиром взвода. А меня, значит, на пенсию фуганули, дескать, отслужил свое, дай другим дорогу! – крикнул Леонид Витальевич.

Старик сердито фыркнул, закряхтел от досады, в уголках слипшихся губ от бессильной ярости лопались и взбухали пузырьки. Оксана явно вознамерилась броситься на подмогу деду. Но Леонид Витальевич расхорохорился, липкие брызги летели во все стороны. Гидра брезгливо увертывалась от стремительного полета старческой слюны. Оксана вновь нахохлилась.

– Так это ж когда было-то, дед? – воскликнул Лева. – Ты бы еще министра старого припомнил. Было и было. Забудь.

– А ты мне не тычь, – завопил Леонид Витальевич, – я тебе никакой не дед. Тоже мне – внучок нашелся. Видал я таких внучков.

– Короче, папаша, ты нам бабки гони, – задумчиво произнесла гидра, волооко поблескивая одной из голов.

– А у меня нет никаких денег, – радостно сообщил Леонид Витальевич.

Казалось, в эту минуту Пономарев возликовал от счастья, что за свою жизнь не сподобился и не прижил себе материальные блага. Ни копейки за душой, ни гроша.

– Нету «мани». Нету. Были, и все вышли. Вон пусть вам Лева Бронштейн отдает долги за меня. Он шустрый. Лева все может. Гад ползучий, видеть его не могу. И не хочу.

Пономарев сердито сплюнул и отвернулся, посмотрел в окно. На подоконнике сидела Оксана. Дед уткнулся взором в родную внучку. Она сложила ручки на коленях, склонив головку на плечо, томная и пленительная. Девушка была похожа на раненую птицу.

– Ксюша, ласточка, бедная моя, и ты из-за этого гаденыша мучаешься! – вскричал Пономарев и бросился к окну, но Лева подставил ногу, и Леонид Витальевич рухнул как подкошенный.

Оксана осуждающе взглянула на Леву, но промолчала, так и осталась сидеть со сложенными на коленях руками. Птичку из себя изображала, видимо, для Левы старалась. Оксана изо всех сил очаровывала капитана.

– Ну, погоди, сучонок, щас я тебя закопаю, да я же тебя в асфальт закатаю, – промычал полковник и застонал, шумно ворочаясь на полу, тщетно пытаясь подняться.

Лева схватил его за рукав и поставил на ноги, как куклу. Отставник и впрямь походил на ватный манекен, с беспомощными руками и бескостными ногами. Весь обессиленный, вялый, изношенный человек. Леонид Витальевич вызывал сострадание у присутствующих. Только не у гидры. Витек сумрачно наливался праведным гневом. Длительное заточение без достаточного количества воды и пищи оказало вредное воздействие на тонкую психику руководителя боевой команды. Любое воздержание может привнести в человеческий организм нечто новое, одни клетки усыхают, другие нарождаются, активизируется метаболический обмен. Как компьютерная программа. Метаболизм нового поколения изменил структуру мышления в квадратной голове рыцаря гоп-стопа. Он вдруг понял, что его надувают. Нагло и бессовестно. Забрали две штуки баксов, а отдавать не хотят. Никто не хочет. Ни эти два придурка с невыразительными физиономиями, ни старый сквалыга, готовый продать родную внучку за медный грош. Витек рассвирепел. Кровавая лава хлынула ему в голову. Бешеная ярость застила глаза. Вокруг все потемнело, затем приобрело багряно-красный цвет. Стало нестерпимо душно. И Витек всей массой вполне упитанного туловища ринулся на старого афериста.

Санек вышел из дома, огляделся по сторонам. Он пригнул голову, втянул и без того короткую шею в позвоночный столб. Вроде человек, как человек, но издалека очень похож на квадратную тумбу на двух ножках. Редкие прохожие торопились по важным делам. Озабоченные лица, рассеянные глаза, все губы шевелятся, будто люди научились разговаривать с собою. Некоторые разговаривали вслух, некоторые шепотом, но Санек не стал прислушиваться. Прохожие не обращали внимания на движущуюся тумбу. Мало ли кто бродит по улицам города. На всех не насмотришься.