Прыжок домашней львицы - Галия Мавлютова

– Время пошло, – сказал Витек и посмотрел на часы. Часы стояли. Витек взглянул на остальных. Все посмотрели на руки, повинуясь внутренней команде. Стрелки не двигались. Часы остановились. Ни телефонов, ни часов. Цивилизация обиделась на людей и покинула бесприютное место. Люди превратились в беспомощных червяков. Витек даже крякнул от досады. Ничего не получилось. Красиво сделано, но погано. И Витек еще раз пристукнул прикладом. Грозно пристукнул, со значением. Лева отшатнулся, Чуркин попятился, двое соглядатаев испуганно прижались к стене. Витек оглядел присутствующих, наслаждаясь произведенным эффектом. На этот раз узел затянулся сам по себе, морской, крепкий. Все стоит на месте. Часы. Время. Человек. Все движется на этом свете, но ничего не меняется. Люди беспомощны перед иллюзией движения.

– Подождем, – вполне мирным тоном изрек Витек и присел на расшатанный стол.

Толпа медленно рассосалась. Лева и Чуркин плюхнулись на диванчик, рыцари ножа и кастета расселись по краям. В наступившей тишине слышалось тихое журчание, видимо, опять где-то не закрыли кран. Где-то далеко не закрыли, может быть, на другой планете. Пятерка отважных застыла в немом ожидании. Судьба испытывала людей на прочность. У кого хватит терпения, тот и выживет. Тот и выйдет на свободу с чистой совестью. Лева потрогал затылок, надеясь привести в движение мысли. Но за костью была спокойная пустота. Лева силился вспомнить забытое лицо с пожелтевшего снимка. Напрасные потуги. Лицо пряталось. Питерская погода безжалостно размягчает мозги, создавая в голове диссонанс. И Лева чертыхнулся. В первый раз он попал в форсмажорные обстоятельства, в непреодолимую ситуацию. Надо срочно выбираться из ада. Жизнь стоит на месте. И пусть стоит. Но иллюзия движения заманчиво блистала где-то за окном яркими красками, дышала вкусными запахами, переливалась огненными калейдоскопическими стекляшками. Пустая жизнь, стеклянная, но она манила к себе, возбуждала желания, прельщала. Хотелось жить вопреки скуке и хандре, хотелось бороться с обстоятельствами, сбрасывая с себя могучую лень. Нужно научиться быть сильнее жизни. И Леве стало смешно. Капитан громко фыркнул. Витек настороженно придвинул к себе автомат. Его оруженосцы пригнулись, как перед прыжком. А неунывающий капитан смеялся над собой, над смешными обстоятельствами. Если жизнь предложила неудобный вариант, значит, ты сам сконструировал самодельный капкан, в любом случае нужно использовать ситуацию на полную катушку. Нужно намотать неприятные моменты на кулак. И со всего размаху вдарить по безнадеге, вкладывая в удар всю мощь разленившегося в неволе тела. И мрачные обстоятельства рассыплются в прах, исчезнув под лавиной воли. И тогда внутри можно ощутить счастье. Оно осязаемо, реально, весомо. Надо действовать, уже настала пора. Налицо удачный момент. И капитан приготовился к прыжку. Как настоящий лев. Капитана сотрясала внутренняя энергия, она рвалась наружу. А Витек в это время мирно дремал. Мощное сопение разносилось по комнате, сотрясая стены и потолок, словно где-то внизу работал невидимый гигантский насос. Лева ловко поддернул рукой приклад и подхватил под мышку. Витек проснулся и недоуменно уставился на капитана.

– Ты че?

– А ниче, – в тон отшутился капитан и подтолкнул Чуркина, внутренне улыбаясь: всегда приходится побуждать неповоротливого напарника к решительным действиям.

Николай ощутил толчок, восприняв его как побуждение к действию, легко вспрыгнул и превратился в рассерженную Багиру, а не простоватого Чуркина.

– Всем на пол, руки за головы, у меня граната! – заорал Чуркин и сунул правую руку за пазуху.

Николай нащупал в кармане пустой коньячный флакон из-под спирта и зажал в кулаке. Получилось красиво. Как в кино. Казалось, еще мгновение, и Чуркин взорвет дьявольскую квартиру вместе с домом, чтобы на земле одна воронка осталась.

– Эт-то у кого там граната? – тонким лезвием прорезал плотную тишину дребезжащий старческий голос. – Не позволю! Отставить!

* * *

Леонид Витальевич Пономарев выползал прямо из стены. Все остолбенели. Даже Лева слегка завибрировал. Изъятый у врага автомат нервно дернулся в его руках.

– Я те покажу гранату, – сказал отставной полковник. – Давай-ка ее сюда. А то я сам вас всех взорву. Одним махом.

Пономарев помахал выдернутой чекой перед присутствующими. Боевую гранату он держал наготове в левой руке. Дед – левша. Лева зажмурился. И Валентина – левша. У нее все на левую сторону – жизнь, болезни, семья. До мужа не может добраться, чтобы спасти от неминуемой смерти. Вот и верь после этого женщинам. Но капитан тут же спрятал семейное раздражение в тайниках души. Пусть все уляжется. У деда старая граната. Такие не взрываются. Даже от старости.

– Дед, ты не балуйся, – сказал Лева, – отдай гранату. Она же без запала. Еще повредишь что-нибудь с непривычки.

– Не твое дело. – строго сказал старик. – Не твое. Не суйся, куда не просят. Граната – боевая. Взорву – мало не покажется.

– А как же квартира? Наследство, – Лева окинул взглядом потолок, потрескавшиеся стены, старый снимок.

В памяти всплыло знакомое лицо, имя, фамилия командира взвода. Забытая рана молодости. Леонид Витальевич. Пономарев. Полковник. Все сошлось. Вот почему старый отставник показался Леве почти родным. Они ведь вместе служили когда-то. Память стерла подробности, вытравив из сознания неприятное лицо. И вдруг все вылезло наружу. Оказалось, жизнь вывела старую ненависть на чистую воду. Пономарев нынешний и Пономарев из далекой юности – один и тот же человек. А Оксана – его родная внучка. Прямая наследница. Сейчас она вылезет из стены. Как привидение. И точно. Оксана показалась следом за родным дедушкой. Яблоко от яблони не отставало. Девушка даже слегка покраснела от страха и напряжения. Точеный лоб покрылся мелкими бисеринками пота. Оксана неловко перевалилась на пол, упала и тут же вскочила на ноги, потирая ушибленную коленку.

– Дед, прекрати, брось гранату! – крикнула Оксана. – Лева, граната настоящая, боевая. Она ведь взорваться может.

– Вместе с тобой и дедушкой, – капитан кивнул на полковника, – да и от квартиры ничего не останется. Не жалко?

– И от тебя ничего не останется, только мокрое место, – ехидно ухмыльнулся Пономарев и перекинул гранату в правую руку.

Капитан ошибся. Дед – правша. Полковник всегда был правшой. Бил только правой, левой он щелкал бензиновой зажигалкой, прикуривая папиросу. «Беломорканал». У Левы заныла правая челюсть. Она еще помнила зубодробительный удар полковника. В конечностях тоже есть память. Сознание размыло лицо, а челюсть помнила.

– Прикурить «беломорину»? – сказал Лева, перекидывая автомат за плечо. – А то у тебя руки заняты.

– Я те щас прикурю-ю, – вдруг заныл отставник, – я тебе прикурю, пожалуй. Стой, не двигайся.

Но Лева все шел и шел, чувствуя за спиной недобрые взгляды. Капитан шел и веселился. Еще один шаг. Надо идти долго и трудно. Он идет давно. Можно было умереть в изнурительном походе. Всего несколько шагов, но сейчас они казались самыми длинными. На этом отрезке уместилось все – прошлая жизнь, обиды, раны, унижения. И долгожданная победа над собой. Долгий путь нужно пройти по второму кругу. Еще один раз. А кругом одни гранаты и автоматы, взгляды исподлобья, зажатые эмоции, всплески ярости. Разыгралась застарелая месть. Уж кто и должен мстить в этой жизни – так это он, капитан Бронштейн. Прошлое небо с овчинку вспомнилось. Но он никому мстить не собирается. Все забыто, было и прошло. Быльем поросло. Челюсть успокоилась, встала на место. Иногда она соскакивает из привычной позиции. Когда-то ее вывихнул этот плохой человек. Несколько ударов в лицо, и зубы вдребезги. Месяц в госпитале. Потом все забылось, затерлось, выветрилось. Сейчас можно раздробить полковнику челюсть, точнее, ее остатки. Нанести бы ему ответный удар сквозь толщу времени, размазав старческие протезы. Но у полковника есть внучка. Красавица и умница. У нее добрые глаза, кажется, они у нее серые, с поволокой. Такие глаза не обманывают, не испепеляют огнем. Они любят до самой смерти. Эти глаза могут любить даже на том свете. И Лева запнулся, сдержал шаг. Капитан сжал губы и остановился. Нельзя ломать ненавистное и мерзкое лицо. Надо удержать ярость. Это легко сделать. Сильный должен быть добрым, умным и терпеливым, выдержанным.