Волчьи гонки - Николай Геронин

В дальнейшем Ямагути-гуми использовала капитана дальнего плавания для перевозки наркотиков из Колумбии на Японские острова. Конечно, не он сам перевозила наркотики. Он обеспечивал проход на судно нужного человека и подсказывал ему, где лучше укрыть небольшой по размеру, но тянущий на миллионы долларов груз.

Понадобилась ли записанная на кинопленку сцена любовных утех капитана с несовершеннолетней японкой или оказалась достаточной сумма, предложенная ему японскими партнерами? Возможно, пригодились оба варианта.

В следующую встречу с мужчиной в интимной обстановке Митико Танака уже по-настоящему лишилась невинности. Потом последовали клиенты мужского пола различного возраста, разной национальности, отличающиеся внешностью и телосложением. Но всех их объединяло то, что они принадлежали к когорте преуспевающих людей — бизнесменов, политиков, дипломатов.

Встречи проходили в крупных городах, прежде всего на основном японском острове Хонсю: Токио, Иокогаме, Осаке, Киото, Нагое. В городе Саппоро — административном центре острова Хоккайдо, ближе всего расположенного к Советскому Союзу — Курильским островам. В больших городах на островах Сикоку и Кюсю, находящихся к востоку и югу от Хонсю. На самом крупном южном острове Окинава Митико Танаке не довелось побывать. Там самое значительное присутствие вооруженных сил США в Японии. Но с американцами Танаке приходилось пересекаться в японской столице, а также в Осаке и Иокогаме.

Эти свидания проходили нечасто: один-два раза в месяц, но они стоили того, поскольку забота опекавших ее якудза стала еще более плотной и щедрой.

У Танаки на данном этапе не было выбора. Она рассчитывала на продолжение учебы после школы в университете за счет Ямагути-гуми. А там видно будет, думала Митико, надеясь когда-нибудь выскользнуть из заботливых, но цепких рук якудза, не понимая, что тот, кто свяжется с гангстерами, обречен быть в их удушающих объятиях до конца своих дней.

* * *

Мазун и девушка прошли по коридору, она отворила дверь и пропустила гостя вперед. Они вошли в просторную комнату с минимальным количеством мебели. Собственно, к мебели относились только низкий прямоугольный столик с двумя пуфами вместо стульев и ширма. Главенствовало в помещении большое кресло специального назначения.

Это кресло походило на гинекологическое кресло, но значительно больше по размеру. К тому же обито кожей красного цвета.

Но самое главное — кресло подвешено к потолку на двух стальных креплениях. Оно представляло собой нечто среднее между медицинским креслом и качелями, причем в ярком, вызывающем обрамлении. На нем могли бы выступать воздушные гимнасты в цирке или, на худой конец, изгаляться стриптизерши в ночном клубе. Но здесь был не цирк, а салон, хотя какое-то ощущение балагана, смешения жанров все же присутствовало. И еще Мазун почувствовал внутренними органами и фибрами души радостно-тревожный озноб томления и ожидания, перемешанного на сексуальных фантазиях вместе с неизвестностью и новизной, определяемых очень скромным и нежным обликом девушки.

— Митико! — представилась девушка, обнажив ровный ряд жемчужных зубов.

— Джонни! — сказал, в свою очередь, гость.

— Садитесь, пожалуйста! — сказала по-английски Митико, указав плавным движением правой руки на столик и пуфы.

Мазун присел за столик и принялся разглядывать надписи на бутылках. Здесь были и виски, и джин, и кока-кола, и японская тансансуй — минеральная вода из горных источников. Закуски, даже орешки, не предусматривались. Видимо, алкоголь предназначался для поднятия духа, а телесный голод должен быть удовлетворен иным способом.

— Какая сегодня хорошая погода: ни дождя, ни сильного ветра, — продолжила на ломаном английском языке Митико.

— Да, совершенно верно, — ответил гость. — Погода радует.

— А мы рады вашему приходу к нам в гости. Для нас это большая честь!

— Для меня сюрприз встретиться с такой красивой и воспитанной девушкой. К тому же прекрасно владеющей английским языком.

— Что вы! Я еще очень плохо говорю по-английски.

В данном случае, можно сказать, гость и девушка поменялись ролями. В Японии принято выражать восторг иностранцу по поводу прекрасного владения им японским языком, когда чужестранец с трудом произносит два слова по-японски. В ответ следует говорить, что еще недостаточно хорошо знаешь язык.

Митико налила новоявленному Джонни виски. Хотела разбавить содовой водой, но он жестом предостерег от подобной ненужной нагрузки. Себе она плеснула минеральной воды.

Через несколько минут молчания, заполняемого употреблением обоими напитков, девушка вновь обратилась к гостю:

— О фуро-ва ика-га дэс ка?[8]

Но тут же смутилась, поняв, что сказала не то, и продолжила по-английски:

— Не хотите ли принять ванну?

Гость с недоумением посмотрел на нее. Не потому, что не понял сначала японской фразы, а поскольку собирался все же заняться несколько иным делом, нежели принятием ванны.

Митико встала и направилась к ширме, приглашая Джонни за собой. Он последовал за ней.

За ширмой стояло офуро — японская ванна в форме бочки, в которой сидят по горло в горячей воде. В семье обычно ванну принимает сначала муж, отец семейства, после него в эту же воду погружается жена, а потом по очереди — дети, начиная со старшего. При этом в офуро они только сидят и наслаждаются горячей водой, но не моются. Омовение с использованием мыла и мочалки происходит перед погружением в офуро, на низкой скамейке в предбаннике.

Митико приняла из рук Джонни пиджак, а дальше все делала за него сама. Стала медленно расстегивать пуговицы на рубашке и снимать ее. Потом расстегнула молнию на брюках и помогла избавиться от них. Оставшись в трусах, гость хотел было залезть в офуро, но девушка мягко остановила его и сняла с него трусы. Джонни наконец опустился в офуро.

Митико продолжала обихаживать гостя и после того, как он очутился в горячей воде. Она принялась медленно оглаживать ладонями его тело: шею, грудь, ноги.

В конце концов девушка все же нарушила японскую традицию и не стала дожидаться, когда старший по возрасту закончит омовение и освободит ей место в офуро. Она грациозно скинула с себя юката[9] и скользнула в офуро, слегка потеснив мужчину.

Их совместное «омовение» сопровождалось постаныванием девушки и хриплым сопением мужчины. Завершив «водные процедуры», Митико и Джонни переместились в «гинекологическое кресло». Вернее, она уселась в кресло, а он пристроился по соседству.

Здесь они уже не сдерживали своих чувств. Она неистово вскрикивала, смирившись с неизбежностью выдавать свои эмоции, а он по-звериному рычал, как будто раздирал тушку более слабого собрата.