Звонкая мелочь времени - Эльдар Сафин

Но теперь Гийом подумывал выложить круглую сумму за операцию по восстановлению репродуктивной функции. Странно, что именно этот маленький вторичник заставил его задуматься о собственных детях. Действительно, странно.

Правда, тогда встанет вопрос о матери: Лайна – умница и красавица, и в постели потрясающа, но если заводить ребенка, то уж никак не от родной сестры.

– А правда, что пеоны – не люди? – Робер сделал вид, что вопрос ему не интересен – за несколько дней общения с Гийомом он научился хитрить, правда, пока не очень умело.

– Кто такое тебе сказал?

– Хозяин. Он сказал, что есть люди – это те, кто может стать гражданами, и есть пеоны. И что у нас гены разные.

– Имеет место софистическое извращение. – Гийом понял, что собеседник не уловил его мысли, но увлеченно продолжил: – Если проще, то гены действительно разные, но изначально есть только люди, а потом уже происходит разделение на граждан и пеонов. Так что не волнуйся, ты вполне человек.

– А еще хозяин говорил, что… – Мальчик резко замолчал. Повернулся и быстрым, по-взрослому уверенным шагом направился в дом. Гийом изумленно поглядел ему вслед.

– Что-то идет не так. – Лайна закинула ногу за валик дивана, покачивая точеной ступней перед носом Гийома. – Посмотри. Он уже четвертый день без новых вещей – и никакой ломки! Я ему ничего-ничегошеньки не давала, а он терпит. Не мог же Тимур найти гения словесности прямо здесь?

Ее брат и любовник сидел на полу, лениво изучая книгу по политологии.

– Гийом, ты вообще здесь или где? Мы зачем сюда прилетели? У меня появляется подозрение, что ты окончательно выжил из ума и нашел себе пеонку поглупее для воплощения в жизнь неизвестных мне извращенных сексуальных фантазий!

Гийома передернуло – секс с пеонкой… Это хуже, чем с ребенком, чем с сумасшедшей, чем с животным! Ну и, конечно, его несколько удивил сам факт, что, оказывается, бывают какие-то извращения, о которых не знает его сестра.

– Я схожу на кухню.

– Опять? – Лайна взвилась. – Слышишь! Все идет не так! У Тимура не началась ломка, ты совсем меня забросил, пропадаешь неизвестно где, у нас заканчиваются книги, лично я завтра доем последнюю облатку! И что? Жрать твои бездарные опусы? Или книги из местной библиотеки отнести на кухню? Или, может, просто перейти на целлюлозу и бродить по саду, истекая пенной слюной! Почему он не пишет? Почему?

У нее начиналась истерика. Это не удивляло – Лайна наверняка уже ограничивала себя в стихах и рассказах, растягивая облатку на день, а то и на два. Расплатой за такое была если и не конвульсивная истерика, то уж точно ее предвестница – постоянная нервозность.

Гийом, к собственному изумлению, наоборот, с легкостью уменьшил количество потребляемых облаток. Более того, он чувствовал, как на него потихоньку накатывает – еще немного, и он сядет за повесть. А то и за роман!

– Я на кухню, – неизвестно зачем повторил он, выходя в коридор. Сзади о закрывшуюся дверь что-то разбилось – видимо, бокал с соком, ранее стоявший на столике возле дивана.

Корабль с почтой Лайна встречала прямо на космодроме. Гийом составил ей компанию, но не ради груза – его беспокоило состояние сестры.

И действительно, не успели еще пеоны разгрузить корабль полностью, как женщина нашла среди пакетов и вакуумных коробок послание «для Гийома и Лайны».

После прикосновения пальца пакет открылся, и женщина вынула два рида с информацией и настоящую маленькую книжицу – очевидно, кто-то из друзей издал специально для своих сборник стихотворений или рассказов.

Лайна, не стесняясь присутствующих пеонов и Гийома, вырвала первую страницу и, смяв, засунула ее себе в рот, тут же с отвращением выплюнув – очевидно, она уже ела этот кусок текста.

Затем она раскрыла книгу на середине и выдрала страницу оттуда, скомкала и буквально пожрала ее.

На лице Лайны отразилось дикое, грязное удовольствие – Гийом уже видел это выражение, этот блуждающий взгляд во время их совместных сексуальных экспериментов.

Давясь и судорожно сглатывая, женщина всхлипывала от удовольствия. Тонкие пальцы тряслись, губы растягивались в неприятном оскале.

Не выдержав этой сцены, Гийом развернулся и пошел к космояхте, взятой на время у их гостеприимного хозяина. Ему показалось, что за дальним модулем наблюдательной вышки мелькнул знакомый силуэт. Неужели Тимур? Что ему здесь делать?

Лайна, уже вполне оправившись и даже извинившись перед братом за свое поведение, впала в другую крайность. Переживания последних дней так сильно на нее повлияли, что проснулось дремавшее ранее вдохновение, и из-под ее пера рождались новые строчки.

Сам Гийом тоже писал – осторожно, подбирая слова, часто останавливаясь и сверяясь с другими книгами.

– Дашь потом пожевать? – игриво спрашивала Лайна, на что брат лаконично отвечал покачиванием головы – нет, не дам.

Уверенная, что это – следствие безобразной сцены в космопорте, сестра ластилась к нему все время, что не была занята написанием собственного шедевра.

Ночами они искали утешения друг у друга – и находили его. Казалось, творческий подъем разбудил что-то в их отношениях, мир вокруг стал объемным, приобретая нечто, доселе неведомое.

– А может, ну его? – спросила Лайна далеко за полночь, раскинувшись на кровати, когда обнаженный любовник в приступе вдохновения достал деку. – Останемся здесь, станем просто менять почту – Андрэ пошлем пакет Брайана, Брайану – пакет Ильяза, ну и так далее. А они нам все будут присылать свое. Тут так хорошо пишется! Ну честное слово, Гийом, давай останемся! Возможно, я сумею повлиять на Тимура, и тогда у нас появится вкусненькое.

Но Гийом только покачал головой: нет, не останемся.

Лайна встала, подошла к брату и прижалась к нему.

– Я люблю тебя.

– Я тоже, не мешай, – отвечал Гийом, ожесточенно набивая текст.

Гийом прятался ото всех, и в первую очередь от собственной сестры, за тяжелой портьерой, скрывающей в гостиной целую стену с рядом окон. Впрочем, Лайна уже спала. Текст шел настолько удачно, что терять время на сон казалось огромной глупостью. Гийом поднялся с раскладного кресла, чтобы размять затекшие ноги, подошел к серому окну и уже было распахнул шторы, когда знакомый голосок из-за портьеры позади Гийома заставил его замереть.

– Да, хозяин! Конечно, хозяин! – Робер стоял в центре комнаты, вытянувшись в струнку. На напряженном мальчишеском лице застыл страх. Или даже панический ужас.

– И не забывай – ты недочеловек!

– Я помню, хозяин. – Голос звенел, словно старинный колокольчик. Гийом видел такие в доме у Андрэ – тот увлекался коллекционированием древностей.

Кулаки гостя сжались. Ему невыносимо захотелось выйти из-за портьеры и вмазать как следует по молодому, надменному лицу хозяина, швырнуть худощавое тело в пыль и топтать долго и беспощадно.