Удавка для опера - Владимир Колычев

— Ну вот и все. Картинка ясна, — заключил прокурор. — Вам нет смысла дальше отпираться.

— Я никого не убивал.

Рома опустил голову под тяжестью безысходности.

Паша записывал их разговор. Зачем?

Возможно, это ему посоветовал Нырков. Смог же он склонить его на свою сторону. Поэтому и советы его могли восприниматься Пашкой как указание к действию.

Только не нужен был Пашка Ныркову. Для него он всего лишь расходный материал. Попользовался да выбросил. Но не на свою, а на чужую свалку.

Сразу трех зайцев Нырков убил. Рому подставил. Пашу, который трахнул его жену, наказал. И Риту от Ромы отвратил. Наверняка Рита считает его убийцей. И уже не любит, а ненавидит.

Нырков хочет жениться на Рите. Поменять шлюху-жену на непорочное дитя… Пашка ему об этом говорил. Только почему этого разговора нет на пленке?

— Вы поставили запись с самого начала? — убито спросил у прокурора Рома.

— Разумеется, — кивнул тот.

Но насколько Рома помнил, Паша не лез в сумку, чтобы включить диктофон. Значит, он работал с того самого момента, как они вошли в помещение. И слова «Не надо… Не убивай!» обращены не к Роме. К кому-то другому. Но запись смонтирована ловко, ни к чему не придерешься.

Пашу убили. Затем забрали у него кассету. Вырезали все про Ныркова, про Риту и его жену. Затем убрали момент встречи Паши со своими убийцами Ведь они, возможно, о чем-то говорили между собой. И уже «удобную» пленочку снова вставили в диктофон. И только после этого вызвали милицию И направили следствие по «правильному» пути. Поэтому Рома здесь.

Люди Ныркова сработали грамотно, профессионально. Запись предсмертного разговора с «нужными» моментами, прут с отпечатками пальцев «убийцы». Прав следователь, любой суд признает его виновным. И чистосердечное признание нужно не следствию, а ему самому, чтобы скостить срок.

Банякин как будто понял ход его мыслей. И ударил.

— Роман Георгиевич, у меня есть предложение…

— Да?..

— Дело об исчезновении гражданки Комаровой уже в производстве. Мы обязаны довести его до логического конца. Но пока мы не можем ее найти. Ни ее саму, ни ее трупа…

— И вы хотите, чтобы я сознался, что убил ее? И показал место, где зарыт труп?

— Совершенно верно.

— Увы, я не знаю, где зарыт ее труп.

— Вот видите, — обрадовался Банякин.

— Я ничего не вижу, — мрачно посмотрел на него Рома. — И прошу вас, не надо ловить меня… Я знаю, что Комарова убита. И ее убили тем самым прутом, которым был убит Голиков. И на этом пруте мои отпечатки пальцев… Да, я видел этот прут. Кое-кто лично вкладывал мне его в руку, чтобы наложить на него мои отпечатки.

— Кто именно? — глумливо скривил губы прокурор.

— Тот, кто хотел меня подставить… И подставил.

— Вы можете говорить что угодно.

— Но мне никто не поверит, — продолжил за него Рома. — Все правильно, все улики против меня. Прут с отпечатками пальцев, компрометирующая запись, показания родственников убитого… Наверняка у вас еще имеются показания свидетелей, которые видели, как я выходил из магазина.

— А разве я вам этого не говорил?

— Нет. Наверное, забыли… Да оно и понятно, вам и без этого было чем загнать меня в угол. И вы меня загнали… Только колоться я не буду. Не ждите. Я ни в чем не виновен!..

— Что ж, так в протокол и запишем.

Банякин с укором взглянул на Рому. Взял лист бумаги и принялся его заполнять.

Роме следовало набраться терпения и дождаться, когда он закончит сию утомительную процедуру. Его отведут в камеру, как только он распишется в протоколе.

— А можно позвонить? — спросил Рома.

— Куда?

— В Москву.

— Хотите связаться со своим отделом? — не поднимая головы, как о чем-то будничном спросил Банякин.

— Если не возражаете.

— Не возражаю.

Только напрасно радовался Рома. «Восьмерка» постоянно срывалась. И сколько он ни пытался, до Москвы он так и не «достучался». Ничего у него не вышло, когда он начал обзванивать своих родных. Как будто нарочно, срывались и все местные номера.

— Нарочно, да? — зло спросил он у прокурора.

— Что нарочно? — будто бы не понял тот.

— Нарочно телефон зарубили? Чтобы я никуда не дозвонился.

— Вам просто не везет.

Не везет… Да, с тех пор как он связался с Нырковым, ему хронически «не везет». Зато повезет этому Банякину.

— Можете записать мое пророческое предсказание, — с горькой иронией усмехнулся Рома.

— Да, я слушаю, — не отрывая взгляда от своей писанины, навострил ухо прокурор.

— Труп гражданки Комаровой скоро найдется. Его обнаружат «случайно» некие «законопослушные» граждане…

Рома в этом не сомневался. Если Нырков взялся за него, то будет добивать до конца.

И как бы в подтверждение его догадки в кабинет ворвался тот самый опер по фамилии Фурцев.

— Федор Авдеевич, раз уж вы здесь, то, может, проедете с нами? — сказал он.

И злорадно посмотрел на Рому.

— Обнаружен труп женщины…

— Его обнаружили случайно? — и Банякин посмотрел на Рому.

— Да, именно… Труп был закопан… Собака обнаружила…

— И наверняка это гражданка Комарова…

— Очень может быть… Ну так что, мы едем?..

— Едем, — кивнул прокурор.

Через минуту под конвоем Рому вывели из кабинета.

В камере он завалился на шконку. И принялся лихорадочно соображать.

Положение хуже не бывает. Но само страшное — у него нет возможности связаться со своими друзьями из Битова. Он был уверен, что майор Круча нашел бы возможность выручить его из беды.

Но как дозвониться до него, как дать знать о себе?

Нырков со скорбным видом присутствовал на церемонии прощания с Павлом Голиковым. Сам его убил, сам и хоронил. Щедрой рукой выделил из городской казны средства на роскошный памятник.

Сдалось ему это кладбище, век бы его не видать. Но возле гроба с Голиковым стоит Маргарита. Все прочней брала его в плен эта красавица, все сильней сжималось нутро при мысли о ней.

В скорби Маргарита еще красивей. А скоро ей еще скорбеть по любимому парню. Или уже не любимому…

К ней Матвей Данилович подкатывался без суеты и спешки. И она шаг за шагом подпадала под его влияние. И скоро достанется ему.