Ты мой яд, я твоё проклятие. Книга вторая - Анна Мичи

Некоторое время мы лежали молча, Сейдж придавил меня своей тяжестью, по-прежнему оставаясь внутри, я распростёрлась на мокром полотенце, еле дыша. Потом он встал, поднял меня, опустился вместе со мной в ванну и начал намыливать. Я нежилась под прикосновениями его рук, но потом всё то же беспокойство подняло голову, и я тихо позвала его:

– Сейдж…

Его движения остановились. Сейдж сидел сзади, я не видела его лица и могла только догадываться о реакции, но всё же продолжала:

– Скажи, ты… – было страшно: вдруг наше хрупкое перемирие враз испортится. Но не спросить я не могла. – Ты всё ещё хочешь отомстить моему отцу?..

Он молчал. Молча домылил, ворочая меня, словно куклу, аккуратно промыл волосы, даже прочесал сильными пальцами, так, что я вся покрылась мурашками от удовольствия. Сделал очередной магический пасс, и я взвизгнула, потому что с потолка вдруг полилась тёплая вода. Сейдж суховато усмехнулся, следя за моей реакцией. Убедился, что мыло смылось, и выставил меня из ванны, шлёпнув по заднице и недвусмысленно подтолкнув в сторону висящих на стене полотенец. Пока я куталась, протирала кожу и промокала волосы, он быстро домылся сам и тоже выскочил.

Мы вернулись в спальню, я проверила, что Алайна мирно посапывает в постели. А Сейдж в это время достал коньяк, налил себе на два пальца и присел у камина на шкуру. Похлопал по ней, призывая меня сесть рядом. И только после того, как я выполнила приказание, притянутая его тяжёлой рукой так, что полностью опиралась на его грудь, затихнув в его объятиях, Сейдж негромко, но веско проронил:

– Я дал клятву. Пообещал отцу и матери, что отомщу за них. Так что да, эта клятва будет исполнена только со смертью Рейборна или моей.

Его тело было совершенно расслабленным, он опирался спиной о кресло, придерживал большим пальцем стоявший на полу рядом с моей ногой низкий толстостенный бокал. И говорил, тоже расслабленно и спокойно, будто о ничего не значащих вещах:

– Рейборн похитил мою мать. Удерживал её силой, развлекался с ней… а потом выбросил, когда она ему надоела. Она вернулась к отцу, он её принял, несколько лет они были счастливы… но Рейборну было этого мало. Узнав, что у родителей всё хорошо, он проклял её. Она сгорела очень быстро. Я не помню этого, был совсем мал, но помню её лицо, всегда бледное, спокойное. Она никогда не улыбалась.

– Ты уверен, что это был он? Я не хочу ничего сказать, просто – ведь наверняка есть причина, почему вы решили, что её проклял именно мой отец?

Сейдж помолчал, взял бокал, немного отпил, снова поставил.

– Мне было лет пять, наверное. Мы с матерью были в городе и случайно встретили мужчину. Я запомнил это, потому что мать как с ума сошла. Они говорили о чём-то, он оскорблял её, она плакала. Потом мы вернулись домой, отец что-то заподозрил, они тоже поссорились. Но я тогда ничего не понимал. А через месяц после этого она умерла. Так вот, тот мужчина, которого мы встретили – это был Рейборн. Мать никогда не вела себя так, как в тот раз с ним, так что я хорошо его запомнил.

– Но это же не доказательство, – я не хотела сдаваться.

– А что тогда для тебя доказательство? То, что мой отец, пытаясь отомстить за мать, умер от руки Рейборна? Что он был уверен в её смерти от тёмного проклятия? Какие ещё ты хочешь доказательства, когда все, кто был мне дорог, мертвы, в замке давно хозяйничают другие, и даже сама наша фамилия исчезла, как будто никогда не существовала?! – Сейдж начал раздражаться, голос его звенел и бушевал, я чувствовала, как напряглось его тело.

И, откинувшись на его грудь, повернув голову так, чтобы видеть его лицо, сказала одно-единственное слово:

– Айсенверт.

– Что?! – Сейдж задохнулся, посмотрел на меня так, будто увидел привидение.

– Бабушка спросила, не из рода ли Айсенвертов ты происходишь. Помнишь, она видела тебя мельком. Так что ваша фамилия не исчезла, и ещё есть люди, которые помнят и твою мать, и твоего отца. Так может, ещё остался кто-то, кто сейчас мог бы пролить свет на ту историю?

Мой отец исходил жёлчью при одном упоминании Сейджа, так что да, я верила в то, что он мог ненавидеть и его, и его отца. Но что-то было в истории о его матери такое, что меня царапало. Расспрашивать отца нет смысла, ненависть застит ему глаза почти так же, как Сейджу. Но вот если мы найдём кого-то, кому Сейдж доверяет…

– Нет, – категорически отозвался Сейдж.

Я не стала возражать. Просто тихо попросила:

– Давай съездим туда. В то место, где был ваш замок. Пожалуйста. Я бы хотела увидеть, где ты родился.

Сейдж так и не сказал ни да, ни нет. Вообще ничего не ответил, как будто не слышал вопроса. Возможно, это был его способ дать понять, что решение принято и изменено не будет, но я не сдавалась и при каждой возможности снова напоминала, что хотела бы съездить туда.

Сейдж поселил нас рядом со своей спальней. Уже на следующий день молчаливые невозмутимые слуги прорубили в стене дверь в соседнюю комнату, где поставили специально сделанную для Алайны миниатюрную кроватку с высокими стенками, хитро подвешенную на шнурах так, что её можно было покачивать. Фессу мне тоже вернули, она поселилась в комнатке через коридор от детской, но чаще спала рядом с малышкой, на низкой кушетке, обтянутой голубым атласом.

Самой мне было позволено ночевать только в спальне Сейджа, и, если я по вечерам, укладывая малышку, засыпала и сама с ней рядом, Сейдж, когда возвращался в замок, непременно заходил в детскую и переносил меня на руках. Иногда я просыпалась только утром, обнаруживая себя уже на широкой низкой постели в его спальне, а иногда он будил меня, нарочно или нечаянно, и мы занимались любовью.

Он был прекрасный любовник. Нежный, страстный, ненасытный, пылкий, не забывавший о моём удовольствии. Каждую ночь (иной раз и день) мы соединялись, но я не переставала пылать в его объятиях и чувствовала ту же ненасытность и жажду обладать им, что и в тот первый раз после долгой разлуки. Я сама себе напоминала изголодавшегося, истосковавшегося по нему зверя, с блаженной радостью отдавалась Сейджу, наслаждалась его запахом и тяжестью его тела, мягкой силой в его руках, тем, как темнеют его глаза, когда он смотрел на меня.

Я не очень беспокоилась о новой беременности. Во-первых, мои дни ещё не восстановились, во-вторых… во-вторых, я всё равно ничего не могла бы поделать. Для ритуала предохранения нужно было навестить повитуху, а Сейдж не выпускал меня из замка. А потом – я ещё помнила слова, услышанные с год назад: о том, что ритуал не действует, если один из будущих родителей слишком хочет зачать.

И я не знала, что думает об этом Сейдж, но я – я хотела второго ребёнка. Безумие, наверное, когда я не успела ещё оправиться от первой беременности, когда Сейджа преследовал король, когда между нами даже не было освящённых богами связей, но я хотела ребёнка, о котором Сейдж с самого начала будет знать, что это его дитя. Это было какое-то чисто инстинктивное, первобытное желание самки принести потомство своему самцу.