Укрощение тигра в Париже - Эдуард Вениаминович Лимонов

Достаточно любой мелочи, моего неосторожного критического замечания в ее адрес, ее плохого настроения, и девушка является спотыкаясь…

— Ты думаешь, она алкоголик, Эдвард?

— Ох… Раньше я думал, что да, теперь не уверен. Может быть, это тяжелый, запущенный случай психопатии, всякий раз обостряющийся при принятии алкоголя. Не знаю… я не доктор. Почему я выбираю себе таких сложных женщин, Тьерри? Мог бы, к примеру, остаться с немецкой художницей Ренат. Она была ровная, спокойная, дружелюбная…

— Тебе не нужна спокойная, — улыбается Тьерри. — Тебе нужна дикая Наташа.

— Ну и женщины у меня были, Тьерри… Все неудобные. — Я забегал по комнате, подражая ему, моему другу. — Анна была сумасшедшая, получала пенсию с восемнадцатилетнего возраста… Елена (Тьерри видел приезжавшую в Париж Елену несколько раз) была секс-крейзи… Наташка — алкоголичка..

Я не сказал Тьерри, что Наташка также подает надежды в ближайшем будущем превратиться в секс-крейзи, но про себя подумал.

— Бедный Эдвард! — высмеял меня Тьерри. — Насколько я понимаю, ты получал и получаешь от своих женщин и удовольствие, иначе зачем бы ты с ними жил.

— Я не мазохист, — счел нужным заявить я. — Я люблю трудных женщин потому, что они дают мне самое полное ощущение жизни, какое только возможно. Женщина-рабыня, повинующаяся каждому слову мужчины, — не мой тип. Для удовольствия мне нужна борьба.

— Тогда не жалуйся, — резонно заметил Тьерри.

— Наташа могла бы быть полегче. Могла бы и не пить или пить меньше. И без алкоголя у нее достаточно крутой характер. Теперь она еще стала собирать чемоданы при каждой ссоре. Другая новая форма протеста — она ночует у Нинки. Часто даже не предупреждает меня, прямо из кабаре едет к Нинке. Я не знаю, что они там делают…

— А Нина сейчас дома? — Тьерри оживляется, и заметно.

Я познакомил его с тощей блондинкой Ниной — разведенной русской женой честного француза Жака, и Тьерри, кажется, несколько раз переспал с ней.

— Не знаю. 99 шансов из ста, что ее нет дома в Кристмас-ночь. Позвони ей, если хочешь.

Тьерри пошел к телефону. За окнами раздался душераздирающий визг тормозов внезапно остановившегося автомобиля, затем восторженные крики: «О ревуар, Наташа! О ревуар!», вырвавшиеся сразу из нескольких глоток.

Это приехала моя баба. Моя девушка. Мое стихийное бедствие. Мое явление природы. Перекрестись, Лимонов, дай бог, чтоб она была не очень пьяной, не то произойдет скандал.

Высадка тигра в Париже

Скандалы начали происходить с первого дня ее прибытия в Париж.

Он не поехал встречать ее в аэропорт. Из сильнейшего чувства противоречия. Позднее в ответ на ее упреки (разумеется, она впоследствии превратила этот прилет в историю бедной Золушки, явившейся на Северный полюс в летнем платьице) писатель отвечал, что не знал ни названия аэрокомпании, ни на какой аэродром усядется дешевый самолет, в котором Наташка прилетит из Нью-Йорка. Он и вправду не знал. Но он мог узнать, ему было известно время отлета и порт отбытия. Почему же он не поехал ее встречать? Да потому, что он не хотел, чтобы она прилетала, вот почему!

Не было и речи о том, чтобы изменить своему обещанию. Обещал — умри, но выполни обещанное. Это удобное для других качество писатель отменить в себе не мог. Но свою досаду по поводу ее появления в Париже он тоже не мог отменить. За неделю, проведенную в Париже до ее прилета, он успокоился, отстранился от заокеанской территории, называемой Соединенными Штатами, вдоволь подумал, опять привык к одинокой жизни…

Все же он ждал ее из аэропорта и даже открыл окно. Было нехолодно и сухо, привычно галдели евреи на улице. Он все время выглядывал… Наконец под окнами (он вначале услышал, а потом и увидел) остановилось такси, и из него вышла неуклюже-большая Наташка в ненавистных ему желтых сапогах, кожаных штанах и такой же растянутой донельзя бесформенной куртке, делающей ее похожей на большую морщинистую лягушку. Писатель вздохнул, увидев напряженные спины шофера и Наташки, и решил спуститься, чтобы помочь им вынуть из такси некрасивые чемоданы и уродливые сумки.

— Вэлком ту Пари! Здравствуй! — только и сказал писатель Любимой Женщине, чмокнул, притянув ее к себе, в угол скулы (жирно намазанной кремом для загара) и слишком резко схватил сразу два чемодана одним движением, испугав шофера. И тяжело пошел к лестнице, мимо улыбающейся (как ему показалось, ехидно) очкастой консьержки с сигаретой в зубах.

— Да знаем мы все ваши любовные дела, месье Эдуард… — казалось, говорил взгляд консьержки. — Эта с вами наверняка не удержится, месье Эдуард! Это просто-таки гувернантка какая-то, из бог знает какой отдаленной Норвегии. Ведь были же у вас элегантные дамы, месье Эдуард, французские дамы. Мадам Даян, например, или даже мадам Женевьев… Нет, этот экземпляр вылетит от вас через неделю, помяните мое слово… Бонжур, месье!

— Она права, — угрюмо расшифровал писатель взгляд консьержки. Сгрузил чемоданы на шашечный пол прихожей и спустился за очередной порцией уродливого багажа.

— Сколько я должна заплатить? — Наташка беспомощно смотрела на счетчик такси сквозь боковое стекло. В руке у нее веером, как карты, были сжаты непонятные ей французские банковские билеты, и она в них бессильно и раздраженно поглядывала, сравнивая со счетчиком.

— Дай ему эту бумажку. — Писатель вынул из веера банкнот стофранковую и протянул шоферу.

— Мерси, месье.

Откуда у нее деньги? Вчера ему звонил робкий Володя и опасливо, может быть, боясь, что писатель накричит на него через Атлантический океан, сообщил, что у Наташи пропали 400 долларов. Все ее деньги. «Я думаю, это Джонни увел доллары, — сказал Володя. — Завтра Джоан будет говорить с отцом Джонни. Я надеюсь, что они вернут».

— Кто это возвращает 400 долларов, Володя? — спросил писатель. — К тому же никто не видел, что деньги взял Джонни. Потерянное дело.

— Я извиняюсь, — сказал Володя в Нью-Йорке.

— Что потеряно, то потеряно, — заключил писатель в Париже и положил телефонную трубку.

Почему они думают, что обязательно черный мальчик Джонни спиздил доллары? Тронутый экземой Морис тоже знает, что доллары — отличная вещь и что на них можно приобрести множество комиксов, кока-колы и гамбургеров, очень любимых Морисом. Маленькие жулики, белый и черный, могли спокойно увести деньги русской женщины вместе.

Писателю было жалко Наташкиных денег — чтобы полететь в Париж, она продала пианино и цветной ТиВи, взяв их со склада, где вещи хранились со времен развода с мужем. Но то, что Наташка оказалась такой растяпой и позволила себя обокрасть, ему не понравилось. Живя у Джоан, писатель свои деньги тщательно прятал в разные, самые неожиданные места, так как, основываясь