Лунный плантатор - Руслан Ходяков

— Один западный коллекционер русского происхождения целенаправленно скупает автографы императора Петра Первого — письма, записки, указы. Константин Ираклиевич подозревает, что он пытается создать монополию на архив Императора. Платит интересные деньги…

— Неее, — насупился Вовчик, поняв о чем речь. — Мне, типа, не интересно. Луна не продается.

— Почему? — спросил Родион. — За эту бумажку человек может заплатить…

— И слушать, типа, ничего не хочу! — оборвал Луноход Родиона. — Все, что хотите: Фаберже — пожалуйста! Хоть все двести четырнадцать предметов… Или сколько там осталось?! Этого… Как его… Рембрандат? Ради бога! Все три картины могу продать. Но, за правильные, типа, бабки! — уточнил Вовчик. — Золотой фамильный герб с пятью брильянтами могу продать! Там есть один брюлик с грецкий орех величиной. Я Иракличу показывал… А Луну — ни за что!

— И чего ты так уперся? — в комнате появилась Таня с пылесосом в руках. — Продай ты эту чертову старинную писульку! Толку тебе с нее? — Таня поставила пылесос в угол и принялась собирать разбросанные по квартире вещи. — Спокойней будет! Представляете? — сказала она Родиону. — Он как напьется, так давай эту бумажку каждому встречному поперечному в морду тыкать! — она сняла со статуи Венеры Милосской бюстгальтер и приложил его к своей груди поверх рубашки. — Не, — небрежно заметила она. — Это не мой. Это Катькин! — она перекинула бюстгалтер через руку и продолжила. — «Смотрите, — кричит. — Я Хозяин Луны, — кричит. — Сам император моим предкам Луну пожаловал!» Лучше б он твоим предкам особняк на Канарах пожаловал или хотя бы на Рижском взморье! — сказала она Вовчику. — Толку бы больше было. Правильно я говорю, Катя? — крикнула она в сторону кухни.

— Ничего вы, бабы, не понимает, — расстроено протянул Луноход. — Объясняю вам, дурам, типа, объясняю, а все без толку!

Большевики в семнадцатом году у моих предков Вологодскую губернию отобрали? Отобрали. Четыре крупных поместья на Смоленщине? Тоже отобрали! Пять особняков в Питере и три в Москве! Восемь рудников на Урале! Два сталелитейных завода. Конные заводы на Дону! Рыбные промыслы на Каспии! Где все это? Типа, нету!

А все некогда принадлежало нам, Оболенским! Я сам семейные амбарные книги читал! Одни только рыбные промыслы на Каспии приносили пять тысяч рублей годовых! Это все равно, что пол миллиона долларов в наше время!

А, что осталось у нашей фамилии, а Родион? Ничего, типа, ноль круглый! Гора разного старинного барахла общей стоимостью тех же пол миллиона.

Нет, уж! Пароход вам в рот! Луну я не продам никому! Все у Оболенских можно отнять! Но Луну у Оболенских никто не отнимет! Потому, что она, типа, в небе. До нее, типа, только на космическом корабле долететь можно!

— Ладно, ладно, — отозвалась с кухни одна из жен Оболенского. — Разошелся. Таня, успокой мальчика, я занята.

Танюша подошла сзади к Луноходу, обняла его и поцеловала в затылок:

— Успокойся, мой маленький! — ласково сказала она. — Никто у тебя ничего не отнимает…

— Да ну вас всех, — обиженно буркнул Вовчик, сбросил руки девушки со своих плеч и налил себе еще шампанского. — Так, что, Родион, — он отхлебнул из фужера, передай Иракличу, что нет и еще раз, типа, нет!

— Собственно, — осторожно заметил Родион, наливая себе кофе из кофейника и чувствуя, что окончательно вжился в роль посланника крутого антиквара. — У Константина Ираклиевича есть другое предложение по поводу этого документа.

— Ну? — напрягся Вовчик.

— Недавно, — начал Родион осторожно подбирая слова, еще пока не представляя, что скажет, но волна вдохновения уже подняла его и понесла. — На рынке автографов всплыл любопытный документ датированный временем правления Ивана Грозного и им же подписанный.

— Ну? — Луноход нахмурился.

— В этом документе царь Иоан Грозный жалует польскому шляхтичу Оболонскому…

— Точно, — сказал Луноход. — По нашему, типа, гинекологическому, дереву…

Таня, собирающая в мусорное ведро остатки вчерашнего разгуляева захихикала.

— Генеалогическому, Вольдемар, ге-не-а-ло-ги-чес-ко-му! — смеясь крикнула из кухни Катя. — Я точно знаю.

— Цыц, девки! — рявкнул Вовчик. — Ша, говорю, пока мужики тут проблемы решают! — он внимательно посмотрел на Родиона, что бы удостоверится, что то над ним не смеется.

Родион оставался невозмутимым.

— В общем, — продолжил Луноход. — По гинеака… Генеоко… По этому дереву, типа, видно, что наш род как раз и ведется от польских панов живших возле этой самой Оболони… И чего там нам, типа, Иван Грозный жалует?

— Солнце, — сказал Родик. — Иван Грозный жалует пану Оболонскому Солнце! За то, что этот славный пан спас его на переправе через реку Оболонь. Там так и написано: «За чудесное спасение солнечного государя при Оболони».

— Солнце? — удивился Луноход. — Солнце это круто! — Вовчик подумал. — Типа, круче чем Луна… И, что? Типа это можно купить?

— Нет, — Родион отрицательно покачал головой. — К сожалению Константина Ираклиевича это купить нельзя.

— Во, блин! — раздосадовано воскликнул Луноход. — А я то губу раскатал! Думал — теперь и солнцем владеть буду! Непруха какая!

— Этим документом владеет тот коллекционер, что скупает архив Петра Первого.

— И чего? — спросил Вовчик.

— Он предлагает обменять дарственную Петра Первого на дарственную Ивана Грозного!

* * *

— И где ты возьмешь эту дарственную? — спросила вечером Ната Родиона.

— Понятия не имею, — ответил Родик. — Впрочем… — Родик задумался. — Ната, скажи мне как художник художнику. Ты рисовать умеешь?

Есть просто гении, а есть гении непризнанные.

Ни признают их ни жены, ни тещи, ни любовницы.

Начальство не признает, и не признают критики.

Друзья не признают, а враги тем более.

Не признают милиционеры, пожарники, доктора и водители скорой помощи.

Не признают таксисты в такси, и дерут с непризнанных гениев два счетчика.

Официанты в ресторанах не признают и вчерашние котлеты под видом сегодняшних подсунуть норовят.

Контролеры в метро гениев не признают и бесплатно через турникет не пускают.

Летчики непризнанных гениев не признают и на прощание крылом серебряным не машут.

Песни про непризнанных гениев никто не слагает, стихи им никто не посвящает, а в энциклопедии они попадают редко и то по другому поводу.

Другие непризнание гении, непризнанных гениев тоже признавать отказываются.

Признанные же гении вообще считают, что непризнанных гениев не существует и все норовят им жеваной морковкой в глаз плюнуть.