Покорная для Короля Нагов - Герда Куинн

class="p1">Болезнь Эйрин вела себя, как капризная женщина преклонного возраста.

Утром и днём она ослабляла хватку, но к вечеру набрасывалась на девушку с новой силой. Королеву лихорадило, не спасали ни припарки, ни горячие грелки, уложенные в низ постели.

Девушка точно не знала, сколько прошло времени. Иногда она путала вечер и ночь. Часы тянулись вязкой массой, они пахли сладостью и травяными настоями. В редкие моменты просветления она обнаруживала возле себя то горничную, то целителей, то Кормилицу.

Лавиния теперь почти не отходила от своей воспитанницы, прерываясь только на короткий отдых и работу по дому.

Старуха хмурила брови, вздыхала, ворчала, взбивала подушки, пробовала приносимую еду.

— Зачем, Лавиния? — удивилась Эйрин, увидев это в первый раз.

— Затем. — строго ответила Кормилица — "Любят" тебя здесь шибко! Особенно, после того, что ты вытворила.

Девушка слабо улыбнулась:

— Думаешь, отравят? Да хоть бы…

Лавиния нахмурилась, но промолчала. Поправить она не могла ничего, а просто так сотрясать воздух было не в её правилах.

К ночи Эйрин стало хуже. Намного хуже. Не как в предыдущие дни. Дыхание было горячим и учащённым. Кожа переливалась бисером испарины. Девушка дышала тихо и прерывисто.

— Сир, Её Величество…

Один из целителей не знал, как закончить фразу, памятуя лютый нрав нагатского Короля.

— Её Величество — что?

Эсмонд смотрел лекарю прямо в глаза. Потом всё понял и, грязно ругнувшись, ринулся наверх.

В спальне стояла полутьма.

За окном моросил противный мелкий дождик, Менну не было видно совсем. Ночное светило надежно укрылось за плотными облаками. По каменным стенам ползли серые тени.

Свечи, устав бороться с ночным сумраком, потрескивали и капали мягкими слезами. Два бирдовых камня в изголовье кровати попытались придти им на помощь, но тут же угасли, придавленные властной рукой Короля.

Кормилица склонилась перед ним и всхлипнула.

— Дочушка моя… Простите, Ваше Вели…

— Ладно тебе, старуха. Иди спать. Иди, говорю. Я тут сам…

Лавиния потопталась на месте, не решаясь заговорить.

— Ну, что ещё?! Иди, я сказал!

Кормилица вышла, прикрыв рот платком.

Он встал на колени перед лежащей на кровати женой.

— Эйрин, девочка… Ты слышишь меня?

Она приоткрыла глаза.

— Ты только не сопротивляйся, моя хорошая… Не надо.

Он взял её за руку. Крошечные пальцы утонули в тёмной ладони. Её рука была бледной, слабой и влажной. Эсмонд прокусил запястье девушки и тут же прижал губы к кровоточащим ранкам.

— Ты поправишься. — прошептал он, прокусив другое запястье — Теперь точно поправишься. А там… будь что будет. Возможно, ты возненавидишь меня ещё сильнее, но… зато останешься жива.

Он склонился к ней, ощущая плавящий тяжелый жар, исходящий от измученного болезнью тела. Король не почувствовал бы ничего, кроме навязчивых запахов отваров и нездоровья, но Зверь… Он раздул ноздри и сузил зрачки. Смерть, заглянувшая было в серебристо — синие глаза его радости, отступала. Яд действовал. Медленно, но действовал. Зверь подумал о том, не добавить ли… Ну, для верности? Для более точного результата? Король побоялся. Слишком она мала… Её телу столько не вместить.

" Хорошо."- кивнул Зверь — " Как знаешь…"

Эсмонд лег рядом и прижал к себе начавшее теплеть, именно теплеть, перестающее плавиться хрупкое тело Королевы Экрисса.

Пусть ненавидит. Пусть называет, как хочет — Зверем, выродком, убийцей…

Но только останется с ним. Хоть как — нибудь. Хоть на каких — нибудь условиях…

Деваться — то ей всё равно некуда…

Она выздоравливала. Дыхание становилось ровным, а тело тёплым, таким же, как и раньше.

Эсмонд поднялся, чтобы пересесть в кресло, не беспокоить жену.

— Не уходи…

Он подумал, что ослышался.

— Что, моя девочка? Что ты хочешь, Эйрин? — Король склонился к ней.

— Не уходи. Иди сюда… пожалуйста! Обними меня! Крепко… Как раньше… Я столько всего натворила… Если ты меня простишь… Если сможешь…

Он не верил своим ушам. И не поверил бы ни за что, если бы в следующий момент его шею не обхватили бы тонкие, горячие руки.

— Эйрин… Неужели ты…

Она расслабленно улыбнулась. Веки её были прикрыты, по щекам пробежали слезы.

— Возьми меня, любимый мой… Сейчас! ПОЖАЛУЙСТА…

— Эйрин…

Он провёл языком по её губам, чувствуя, как плавится сам. Девушка приоткрыла рот, впуская его. Обхватив её губы своими, приник к ней.

Так припадают к роднику в жаркий день.

Сдвинув с плеч жены сорочку, нашёл тугую круглую грудь. Прижал пальцем ставший твердым сосок. Девушка застонала, обожгла дыханием его губы.

— Люблю тебя…

Разум помутился от её слов. Как сдержаться теперь?! Как вновь всё не испортить?!

— Любишь, Эйрин?

— Да… — выдохнула она. — Только тебя… Всегда тебя! Никого другого никогда не было… Ничего…

Отшвырнув одеяло, освободив драгоценное тело от сорочки, он припал к её груди. Прижимая пальцем один и целуя другой, раздвинул коленом бедра девушки.

Оторвавшись от груди, спустился ниже, обвёл языком пупочек. Скользнул ниже и, найдя пальцем влажную горячую впадинку, погрузился в неё. Проведя ладонью по смешным белым кудряшкам, раздвинул мягкие губки, обнажая горошинку клитора. Коснулся языком бугорка.

Эйрин радостно всхлипнула.

— Любимый мой…

Стараясь не торопиться, он принялся нежно целовать влажные складочки. Чуть прикусывая и тут же вылизывая, раздвигая языком крошечную щелочку.

Его девочка стонала, как безумная, давясь сладким сиропом наслаждения.

— Мне так хорошо никогда не было, любимый! Никогда, никогда…

Погрузив палец, ощутил вдруг близкие судороги.

— Подожди, Эйрин, девочка… Ты торопишься…

Расстегнув пояс брюк, вошёл в неё горячим, почти каменным от возбуждения, членом. Почувствовав, с каким восторгом и радостью она приняла его, сжал губы, чтоб не застонать. Проведя ладони под ягодицы жены, сдавил их, почти рыча от восторга и осознания того, что желанный наконец — то, желанный той, которая много — много дней замораживала его душу, резала пластинками льда…

— Хочу тебя, только тебя, любимый мой! Муж мой перед Богами! Только ты!!!

Он двинулся в ней, всё ещё стараясь сдерживаться, не причинять боли… Которую ТАК хотелось причинить… ТУ САМУЮ сладкую, пульсирующую, живую боль… Которую сможет подарить ей только он. Позже.

Прижавшись своей грудью к её грудкам, тугим, напряжённым, ощущая острые камушки сосков своей кожей, двинулся резче.

Девушка вскрикнула, застонала, становясь горячей и влажной там, внизу.

Она обняла его шею руками, запустила в волосы тонкие пальчики.

И стонала, стонала, стонала… Иногда переходя в крик, иногда в плач…

— Я не могу больше, я не сдержусь! — выкрикнула Эйрин, прижимая свои нежные бедра к его бёдрам.

— Давай… — шепнул он ей в ушко — Вместе…

Девушка выгнулась и закричала, обжигая его своей влагой.

Он излился в неё, прикусив белую кожу на плече…

— Люблю тебя больше