Незнакомцы у алтаря - Маргерит Кэй

– Знай я, что ты и она – одно и то же лицо…

– Очень хорошо, что ты ничего не знал. Я получила горький урок, но, надеюсь, сумею научиться на своих ошибках. Я хочу, чтобы мадам Гера помогала другим. – Эйнзли раскрыла толстую кожаную папку на столе, в которой она хранила свою переписку. – Ее корреспондентки дошли до отчаяния, иначе не стали бы писать незнакомому постороннему человеку. Они заслуживают откровенности. – Она положила папку на место и подошла к любимому креслу у камина, но не села в него. – Когда умер Джон, я дала себе много зароков, в том числе поклялась всегда говорить, что думаю. Именно так поступает мадам Гера. Правда, до вчерашнего дня я не понимала, что сужу предвзято.

– По-моему, ты слишком строго себя судишь, но, если тебе это поможет, я с радостью готов помочь тебе сочинять ответы.

– Правда?

– Мне кажется, такое занятие мне даже понравится.

– А если мы с тобой не сойдемся во мнениях?

Иннес развернул ее к себе лицом и обвил руками ее талию.

– Естественно, последнее слово останется за мадам Герой.

– Ну а… как с тем, другим?

Иннес улыбнулся:

– С твоим введением во дворец наслаждений? По-моему, лучше всего, если мы начнем с теории.

Она широко распахнула глаза:

– У тебя есть учебники?!

– Что ты, нет. Я имею в виду переписку мадам Геры. Давай обсуждать письма. Я объясню тебе все, в чем ты сомневаешься. Ты сможешь более уверенно отвечать на некоторые вопросы и в то же время подготовишься к… так сказать, практическим занятиям. Ты всегда можешь отказаться. – Иннес замолчал, не зная, что еще сказать. Может быть, она находит его слова нелепыми или они внушают ей отвращение?

Но Эйнзли широко улыбнулась:

– Хочешь сказать, что я буду лучше знать, чего ожидать?

– И мне дашь понять, чего ты хочешь.

– Я сама не знаю, чего я хочу.

– Кроме того, чтобы я надел килт?

– Я забыла… – Она прижала ладони к пылающим щекам.

– Мечтаешь о диком горце?

– Нет. Да.

– Что он, по-твоему, с тобой сделает?

– Не знаю. – Губы у Эйнзли дрогнули в улыбке. – Он… хочет меня.

– Я уже хочу тебя.

– Нет, я имею в виду, что он… хочет меня по-настоящему. Он… Нет, глупость какая!

– Он находит тебя неотразимой, – улыбнулся Иннес, чувствуя растущее возбуждение и наклоняясь к самому ее уху. – Он так хочет тебя, – прошептал он, – что уносит тебя среди бела дня на вересковую пустошь, где набрасывается на тебя. Или, может быть, ты предпочитаешь заниматься любовью в пещере?

– Да, в пещере. При свете костра.

Возбуждение нарастало. Иннес мысленно выругался. Он вовсе не хотел этого. Он осторожно отстранился от нее и сказал:

– Ты очень способная ученица.

– Ой… А я и не поняла… значит, у нас сейчас был урок?

– Должен был быть, – ответил Иннес, – но ты оказалась слишком способной. Еще минута – и я бы побежал за килтом.

– Ох… – Она посмотрела на него с самой восхитительной, довольной улыбкой, и Иннес просто не смог удержаться от поцелуя. Ему с трудом удалось оторваться от ее губ.

– С нетерпением жду следующего урока, – прошептал он.

Прошла неделя. Иннес стоял в склепе перед могилой своего отца и смотрел на кельтский крест. Буквы последней надписи еще не потускнели. Внизу еще было пустое пространство, оставленное для потомков. Пройдет сколько-то лет, и на камне выбьют его имя, а после него если здесь кого-то и похоронят, то какого-нибудь дальнего родственника. Выйдя из склепа, он сунул руки в карманы кожаных бриджей и ссутулился на порывистом ветру, готовясь к столкновению с бурей эмоций, которая угрожала поглотить его.

До сих пор ему удавалось обманывать себя, внушать, что он здесь лишь временно, что он – не настоящий хозяин Строун-Бридж. Его жизнь проходит не здесь. Ему удавалось сдерживаться и не выпускать то, что копилось внутри его, отгораживаться от прошлого стеной презрения и гнева. Он долго подавлял свои чувства, наблюдая здешнее запустение, но боль все сильнее разъедала душу, не давая подумать о том, почему он вообще здесь оказался.

Они с Йоуном условились встретиться на кладбище, но Иннес пришел заранее. Ему хотелось немного побыть одному. По пути он твердил себе, что за четырнадцать лет все остыло, но он ошибался. На него словно налетел девятый вал эмоций, пробуждая воспоминания, чувство вины и раскаяния; все нахлынуло с внезапной силой. Иннес крепко зажмурился.

– Все было как полагается, если, конечно, тебя это волнует. – Открыв глаза, Иннес увидел рядом Йоуна. – Похоронили твоего отца достойно. Все сделали, как он бы сам пожелал, – продолжал он. – Мари обо всем позаботилась.

Значит, похоронами отца занималась экономка. Иннес отказывался чувствовать себя виноватым.

– А мне она поручила быть главным плакальщиком. – Йоун подошел чуть ближе. – Я не хотел, но она сказала, что знамя лэрда должен нести человек, в чьих жилах течет кровь Драммондов, а кровь бастардов в двух поколениях лучше, чем ничего.

О «крови бастардов» они шутили в детстве. Когда-то Малколм всерьез изучил их родословную и выяснил, что Йоун – их троюродный брат по побочной линии. Отец даже заказал для Йоуна герб с черной полосой – признаком незаконнорожденности. Малколм, как вспомнил Иннес, придумал даже особую церемонию вручения. Тогда отец впервые дал им всем попробовать виски. Сколько им было лет? Десять-одиннадцать… Иннес совсем забыл, что в его детстве бывали и такие дни.

– Я не получил письмо вовремя и не смог приехать, – сухо сказал Иннес.

– А какая разница? – отозвался Йоун. Видя, что Иннес не отвечает, он досадливо покачал головой и отвернулся. – Я думал, тебе приятно будет узнать, что все сделали как положено. Я вовсе не хотел тебя обидеть.

– Погоди. – Иннес схватил Йоуна за рукав толстого свитера. Йоун отмахнулся, но не сделал попытки уйти. Голубые глаза, такого же цвета, что и у Иннеса, такого же цвета, что и у Малколма, такого же, что и у покойного лэрда, мрачно смотрели на него. – Я писал тебе, – сказал Иннес. – Потом, позже… я написал, но ты не ответил.

– Иннес, я здесь живу, и, в отличие от тебя, мне никогда не хотелось отсюда уехать. И дело не только в том, что меня удерживал долг перед твоим отцом. Конечно, я уважал его. Но ваша ссора и твое бегство поставили меня перед выбором. Что еще мне оставалось делать?

– Я был твоим другом.

– Ты был его сыном. – Йоун кивнул в сторону склепа. – Когда умер Малколм, его сердце разбилось.

– А со мной что случилось, как по-твоему? – У Иннеса защипало глаза. Горечь, копившаяся с самого приезда, нарастала, подступала к горлу. Он отвернулся, стиснул кулаки, задышал тяжело и часто, стараясь взять себя в руки. Перед глазами мелькали страшные картины. Больше всего ему хотелось услышать удаляющиеся шаги Йоуна. Пусть оставит его в покое. Он сам лучше в себе разберется.