Домашний фронт - Кристин Ханна

— Майкл! — Брэд с улыбкой протянул руку.

Они обменялись рукопожатием. По улыбке Брэда Майкл понял, что его ждут неприятности.

— Я хочу, чтобы ты знал: в деле Келлера появился свидетель, — сказал Брэд. — В интересах полного раскрытия информации…

— И возможной сделке о признании вины.

— Мы хотели, чтобы ты ознакомился с информацией как можно быстрее. Келлер признался. Вот почему я сам привез ее.

— Правда?

Брэд бросил на стол папку.

— Вот заявление Терри Винера. Это сокамерник Келлера.

Информатор. Их услугами всегда пользовались прокуроры и полиция.

— Давай начистоту. Ты утверждаешь, что Кит Келлер, который за несколько недель пребывания в тюрьме не говорил ни с отцом, ни с адвокатом, ни с назначенным судом психиатром, вдруг разоткровенничался с сокамерником.

— Он сказал… цитирую: «Эта сука не хотела заткнуться, и я ее пристрелил».

— Кратко, по делу и легко запоминается. Понятно. Хочешь, угадаю: этого так называемого свидетеля отпустили.

— Его арестовали всего лишь за хранение наркотиков.

— Наркоман. Превосходно! — Майкл взял картонную папку, раскрыл и пробежал взглядом текст заявления. — Мне нужна копия записи об аресте этого парня.

— Я тебе вышлю.

— И эта байка — все, что у тебя есть?

— Не так уж мало, Майкл, и мы оба это знаем. — Брэд многозначительно молчал, глядя на него. — Я знаю о твоей жене, Майкл. Собирается воевать, да? Не знал, что у тебя в семье есть военные.

— Военные? Я бы так не сказал.

— Правда? Странно все это. В любом случае, мне кажется, ты будешь очень занят с детьми.

В тоне Брэда сквозила насмешка или ему показалось?

— Не волнуйся за меня, Брэд. Я сумею отвезти детей в школу, приготовить ужин и одновременно надрать тебе задницу в суде.

После ужина Джолин стояла у раковины, погрузив руки в горячую мыльную воду, и смотрела в окно, выходящее на задний двор. Сегодня из него открывался необыкновенно красивый вид: темнеющее небо, набегающие на берег волны, словно светящиеся изнутри планки забора. Джолин знала, что если закроет глаза, то в памяти всплывут сотни картин на фоне этого пейзажа, и она услышит смех дочерей, почувствует маленькую ладошку в своей руке.

До свидания. Сколько раз за последние две недели она мысленно произносила эти слова? Прощалась с воспоминаниями, чувствами, пейзажами, людьми. Потратила не один час, пытаясь лучше запомнить все, чтобы взять с собой, как дневник той жизни, с которой она прощалась… жизни, которая будет ее ждать.

Джолин спустила воду, вытерла руки и медленно вышла из пустой кухни.

Гостиная была ярко освещена — все лампы горят, за решеткой камина пляшут языки пламени, по телевизору идет сериал, который никто не смотрит. Джолин выключила телевизор, но, испугавшись внезапно наступившей тишины, снова включила. Поднимаясь по лестнице, она обратила внимание на то, как скрипят ступени, но не остановилась. Бетси была в своей комнате, делала уроки, а Лулу уже спала. Джолин задержалась у двери Бетси, провела пальцами по дубовой панели. Ей хотелось войти, сесть рядом со старшей дочерью, еще раз поговорить с ней. Но сегодня у нее было еще одно дело — его она оттягивала, насколько могла.

Джолин вошла к себе в спальню, включила свет и закрыла дверь. Она стояла посреди комнаты, которую столько лет делила с мужем и вспоминала. А вот кровать, Майкл. Давай ее купим… Смотри, какая она прочная — на ней мы можем делать детей… Комод с зеркалом они нашли много лет назад на распродаже, а восточный ковер был их первой крупной покупкой.

Вздохнув, она подошла к комоду и достала из нижнего ящика видеокамеру, укрепила ее на штативе, который специально купила для этой цели, направила объектив на широкую кровать и нажала кнопку «запись». Потом сама забралась на кровать, взбила подушки и заставила себя улыбнуться, как улыбалась всегда, читая Лулу сказку на ночь.

— Привет, Лулу. — Голос ее дрогнул. Набрав полную грудь воздуха, она начала снова. — Я записываю это для тебя. — Джолин взяла любимую книгу дочери в яркой обложке и начала читать вслух на разные голоса. Закончив, она закрыла книгу и посмотрела в камеру полными слез глазами. — Люси Луида, я люблю тебя, как до луны и обратно. Спи крепко, моя малышка. Время летит быстро, ты и не заметишь, как я вернусь.

Джолин встала с кровати, выключила камеру и извлекла из нее кассету, заменив новой. На этот раз она села на край кровати и смотрела прямо в камеру.

— Бетси, — тихо проговорила она, — я даже не знаю, как с тобой попрощаться. Я понимаю, что именно теперь я тебе нужна. В школе тебе очень трудно, и мне хотелось бы дать совет, который поможет тебе идти по жизни, но у нас нет на это времени, правда? Как получилось, что у нас нет времени? — Она вздохнула. — Я знаю, Кроха, ты на меня сердишься, и мне очень жаль. Остается надеяться, что когда-нибудь ты поймешь. Может быть, даже будешь мной гордиться, как горжусь тобой я. А я тобой горжусь. Ты сильная, красивая, умная и преданная. За время моего отсутствия тебе придется преодолеть много препятствий, и это будет нелегко. Я знаю, что нелегко. Но ты справишься. — Джолин на секунду закрыла глаза, думая о том, как много ей хочется сказать дочери. Следующие десять минут она рассказывала о мальчиках и девочках, об учебе, о начале месячных и о косметике. Закончив, Джолин почувствовала себя выжатой как лимон. Столько еще осталось невысказанного, а времени уже нет. — Я люблю тебя, Бетси, как до луны и обратно. И знаю, что ты любишь меня. Знаю, — повторила она и улыбнулась.

Потом поднялась и снова заменила кассету в камере. Очередь Майкла. Но, присев на край кровати и посмотрев в маленький черный глазок камеры, Джолин почувствовала какую-то пустоту внутри. После стольких прожитых лет она не знала, что сказать мужу, не знала, захочет ли он слушать, захочет ли понять. Джолин встала, выключила видеокамеру и положила две кассеты на комод, написав на одной «ЛУЛУ», а на другой «БЕТСИ».

А теперь самое трудное.

Джолин подошла к письменному столу в углу комнаты, вспоминая день, когда она его нашла. Майкл смеялся: «Это самая уродливая вещь, которую я только видел. Сколько раз его перекрашивали?» Тогда она взяла его за руку и подтащила поближе: «Смотри внимательнее, малыш».

Она села за стол и выдвинула нижний ящик. Внутри лежала зеленая металлическая коробка, купленная специально на случай призыва в армию. Джолин достала коробку, поставила ее на полированную, красного дерева, крышку стола, извлекла из нее купленную на этой неделе почтовую бумагу и принялась за прощальные письма. Надеясь, что их никогда не прочтут.

«Моей любимой Элизабет Андреа. Это письмо — самое трудное, что я делала в жизни. Не потому, что не знаю, что сказать (а я действительно не знаю), а потому, что не могу примириться с мыслью, что ты его прочтешь, когда я умру, и узнаешь, что чувствует девочка, лишенная матери…»