Битва за Лукоморье. Книга I - Роман Папсуев

Но судить о человеке по внешности и неумно, и несправедливо, потому Василиса, заставив себя отбросить возникшее предубеждение, взяла быка за рога.

– Что ж, веди, Шарка, в темницу, к королевичу, не будем время попусту тратить.

Увы, захотеть и даже решить – одно, а сделать – другое. Немало времени пришлось потратить на спуск по бесконечным крутым лестницам. Далеко же они запрятали свое чудище, думала царевна, следуя за Шаркой. И мрачновато тут у них: своды высокие, выложены из серого камня, всюду факелы полыхают, а всё равно давит тяжесть непомерная, будто тьма сверху наваливается. Что ж, подземелья редко бывают светлыми да радостными, не для того вырыты.

Пройдя по самому нижнему арочному проходу, остановились у небольшой, обитой железом двери, которая почему-то оказалась открытой. Внутри обнаружилась еще более крутая лестница, ведущая в странную камеру, размерами много больше прочих. Угол ее был огорожен частыми коваными прутьями от пола до потолка, образуя своего рода клетку. Удобно. И вырваться из заточения нельзя, и наблюдать за узником можно постоянно. Сам королевич висел внутри клетки на массивных цепях – такими оковами и зубра удержать можно, не то что юнца.

Открытая в нижнюю темницу дверь объяснялась просто: четверо слуг копошились в камере возле клетки, прибирались. Пуганые – всё больше к дальней стенке жмутся, на спящего с опаской поглядывают, от каждого шороха дергаются.

В клетку вела решетчатая дверца, запертая на особые засовы. Шарка молча открыла замки, впустив чародейку внутрь. Любому стало бы в этом мрачном месте не по себе, но только не Василисе – она неспешно подошла к спящему и деловито его осмотрела.

А и пригож парень! Губы еще по-юношески припухлые, вот только кровь в уголках да на точеном подбородке запеклась – и вряд ли своя… Лицо белое, гладкое, глаза прикрыты веками с черными пушистыми ресницами… такие ресницы да брови собольи – погибель для слабых девичьих сердец.

Совсем еще молодой, ни за что не подумаешь, что успел столько убийств учинить. А ведь учинил, до сих пор остатки кровавой трапезы валяются вокруг клетки – вонища стоит от сгустков кровавых да кишок размотанных… То, что осталось от погибших знахарей, то, что теперь убирают испуганные слуги.

Василиса присела возле королевича, потерла руки и, прошептав нужное заклятие, вытянула перед собой ладони. Венчик на голове чуть заметно дернулся, и мгновение спустя на полу сами собой разложились инструменты. Серебряная чаша, ножички-щипчики, пучки наговоренных трав и нужные для работы амулеты. Теперь Василиса осматривала Войтеха не спеша и по всем правилам – то приподнимала висящую плетью руку, изучая ногти, то веко трогала, то волосы в сторону отводила… Добравшись до затылка, царевна озадаченно нахмурилась и некоторое время внимательно изучала странную проплешину в густой темной шевелюре.

– А что это у королевича за шрам такой странный на затылке? – обратилась она к Шарке, что с настороженным любопытством наблюдала за чародейкой, прислонившись к толстым прутьям клетки. – И волосы вроде выстрижены?

– Да то… – слегка замялась ключница, будто вспоминала. – А! Недавно нарыв у него там случился двойной, вот и прижгли угольком…

Василиса ничего не сказала, продолжая хмуриться, а Шарка вдруг прикрикнула на уборщиков:

– Что стали да таращитесь? Живее ворочайтесь, не то на ночь тут оставлю.

Под ее немигающим взглядом щетки и тряпки проворнее заелозили по каменным плитам. Видать, побаиваются ключницы почище, чем самого государя с государыней – у Дарослава-то за столом слуги и вполовину так проворно не поворачивались.

Василиса тем временем взмахом руки убрала не пригодившиеся инструменты и, выйдя из клетки, стала допытывается у челяди, как всё началось да с чего. Хмурый рыжий слуга будто воды в рот набрал, молча тер щеткой въевшиеся в ноздреватый камень бурые пятна, а вот невысокий, крепко сбитый паренек оказался поразговорчивее. Хоть и не забывал коситься на Шарку, но отвечал толково.

– Нет, ваше высокородие, мы про ту напасть не сразу узнали. Кто ж мог подумать… Пропала девка и пропала, думали, надоела, выгнал ее Войтех. Их высочество, бывало, гневался на девок, хоть с Ядзей у него вроде складно было. Она хорошая была, Ядзёнка-то, веселая такая, невысокая, кругленькая, щечки, что яблочко наливное. Палец покажешь, уже смеется, вечно хихикала. Королевич ее не обижал, кораллы дарил, башмачки красные кожаные. Мы потом нашли те кораллы, нитка вся разорвана, бусинки по комнате, ровно капли крови… Да там и настоящей кровищи хватало, и рубашка ее, и юбка, и башмачки – всё в крови, разодрано в клочья. А от тела нет, ничего не осталось, ни ноготочка, ни волосинки, ни косточки… Жаль девку. – Парень шмыгнул носом, оглянулся через плечо на Шарку и умолк.

– А с остальными слугами как было? – продолжала допытываться царевна.

– Ну, тут уж всего хватило, и крови, и мяса с костями, он ведь троих зараз задрал, – зачастила высокая рябая бабища в подоткнутой юбке. – Страсти-то какие! Мой сын, Черныш чудом жив остался, сам видел, как чудище в одежках Войтеха на тех бедолаг накинулось. А сыночек мой, не будь дурак, забился в угол между ложем и печью, там и отсиделся… он у меня ловкий да проворный. В меня удался, а не в недотепу моего, муженька, – ухмыльнулась баба.

– Ну, тут уж и государи наши уверились, что Войтех ихний не в себе, ведь поутру нашли его в окровавленных одежках, со следами трапезы нечестивой на руках и лице, – вмешалась в разговор женщина, заметающая веником кусочки то ли одежды, то ли кожи. – Сумка знахарская, – пояснила она в ответ на недоуменный взгляд Василисы. – Аккурат на этом месте оборотень бедолагу и растерзал.

– Оборотень? – не удержавшись, качнула головой царевна. – Вряд ли.

– Оборотень, волкулака, да хоть кикимора болотная, по мне – так вся эта нечисть на одно лицо. – Служанка в сердцах звякнула совком о ведро и принялась подметать дальний угол. – Нечистые свои дела творят, а нам за ними убирать.

– А как он знахарей задрал? – Василиса оглянулась на клетку. Прутья частые, толстые… Оковы – и того толще…

– Цепи лопнули, – пояснила бывшая нянька королевича, заложив пальцы за пояс. – Послабже нынешних были, вот и не выдержали. Чудище силы невиданной – он ведь и прутья разогнул. Только с утра их спрямили, кузнецы приходили, укрепили…

– Горемыки-знахари даже до дверей добежать не успели, – вставила рябенькая. – Видать, быстро он их…

– Ладно. – Василиса решительно повернулась к Шарке. – Тут больше нам делать нечего. Пойдем, а то этот запах колом в горле стоит.

Ключница с готовностью поспешила за царевной к выходу, даже часть своей неспешной солидности подрастеряла. Ишь, как торопится поскорее убраться из мрачного подземелья…

– Тошно мне видеть это, ваше высочество, – призналась она на обратном пути. – Мальчик-то мне заместо сына и внука был, а теперь ему две ноченьки жизни толечко и осталось… – и смахнула со щеки слезинку.

– Да-да, – рассеянно подтвердила Василиса. – Устала я что-то ото всего увиденного. Пойду, пожалуй, в свои покои, передохну. Ступай, доберусь сама…