Она написала любовь - Тереза Тур

У нее получалось! И ей это нравилось. Нравилось так же сильно, как писать…

Со вздохом она распахнула наконец резные дверцы своей сокровищницы, и под ноги посыпались осколки, травы, чаинки… С жалобным звоном покатились по полу весы…

Эльза аккуратно остановила лапой медную чашечку и грустно посмотрела на расстроенную женщину: «Не переживай ты так… Лучше посмотри на моего хозяина, видно же, что он готов скупить весь чайный арсенал континента, только бы ты улыбнулась? Что?! Можно подумать, сама не видишь, как он на тебя смотрит!»

— Апчиф… рррррр! — Эльза чихнула и возмущенно улеглась рядом с разбитыми весами для чая.

— Зачем же так… — прошептала Агата.

Эрик оттащил ее от Чай-шкафа. Вопросительно посмотрел на Грона: «Проверь!»

Низерцвейг отрицательно покачал головой и отошел подальше — запахи были слишком сильные.

— Поедем. Пожалуйста, — попросила Агата, — не могу здесь оставаться!

— Нас довольно странно приняли, — делился своими впечатлениями господин барон. — Честно говоря, я ожидал, что домашние госпожи Агаты хотя бы удивятся тому факту, что она жива.

— Это я их предупредил, — смутился следователь. — Вчера. Хотел посмотреть, как отреагируют.

— И как? — Агата отвлеклась от разглядывания своих рук в кружевных перчатках.

Мужчины переглянулись и промолчали.

— Слуги? — спросил господин барон у Майнца.

— Не похоже, — ответил следователь. — На всякий случай оставили их под наблюдением. Похоже, работу они искать стали, как только исчез господин Людвиг. Горничная устроилась в гостиницу в Орне. Как раз возле полицейского управления. Кухарка уехала в Лаутгард. У нее там дочь. Давно звала мать к себе — помочь с детьми.

— А садовник?

— Работает неподалеку от вашего поместья, господин барон.

— То есть слуги ни при чем?

— Ну… Как сказать. Лишних денег ни у кого из троих не появилось. Убрать их, опять же, никто не пытался. Допрашивали их… без реверансов. Не дворяне, сами понимаете. Но, увы, ничего.

Барон фон Гейдельберг с беспокойством посмотрел на побледневшую Агату. Эльза и Грон с ненавистью — на следователя.

— Госпожа фон Лингер! — обиженно протянул Майнц, одновременно кидая виноватые взгляды на собак. — У вас, конечно, фантазия бурная. Вы книжки пишете! Но ваших бывших слуг мы не пытали. Препаратами не обрабатывали, артефакты не применяли! Много чести, право слово. Припугнули — не более.

Женщина облегченно выдохнула.

— И что вам рассказали про семейство фон Лингеров? — Барон встал, обошел кресло, где сидела Агата, положил ладони ей на плечи.

Грон удовлетворенно кивнул, Эльза улыбнулась.

— Прежде всего то, что увольняться все трое собирались еще до того, как исчезли хозяин поместья, а потом и его супруга.

— Что? Почему? — удивилась госпожа фон Лингер.

— Вас с мужем, не в обиду будет сказано, считали… эээм… не от мира сего. Слишком доверчивые. Не рачительные. Даже управляющего не наняли.

Агата сидела, совершенно ошарашенная.

— Воровали? — деловито спросил Эрик.

— Скорее, подворовывали. Особенно горничная. А вот арендаторы — как считают и садовник, и кухарка — те разошлись.

— Но я… — проговорила Агата. — Но мы… Хотели по-хорошему…

— Мой совет: наймите управляющего, — грустно улыбнулся следователь. — Только такого, которому можно будет доверять. Все-таки земли у вас богатые. Виноградники. Сады.

— Про управляющего — мысль хорошая. Арендаторов на место надо поставить, — решил господин барон.

— Что касается родственников, — осторожно покосился на Агату следователь. — Мотив имели все. Ульрих — из-за денег. Если у старшего брата не будет жены, то потраченные деньги можно и не возвращать. Наверняка писателя нетрудно обработать.

— Что удалось о нем узнать? — перебил барон, слегка сжав плечо Агаты.

— Пока не много. Младший Лингер — игрок. — Следователь достал папку с досье. — По уши в долгах. Должен всем, кому только можно и нельзя. Особенно нельзя. Я готов поставить свой послужной список на то, что часть денег, полученных от старшего брата, Лингер просто проиграл.

— Сегодня он вел себя достаточно уверенно, — нахмурился господин барон. — Улыбался. Иронизировал…

— Будьте с ним поосторожнее, — посоветовал господин Майнц.

— Перед тем как ехать к вам, мы были в госпитале. Наняли выздоравливающих.

— Отряд бывших военнослужащих вам в доме не повредит, — согласно кивнул следователь. — Неплохо было бы также их вооружить. Но так, чтобы не напугать домочадцев.

— Само собой.

— Но даже если это и Ульрих, — продолжал Майнц, — не понятно, откуда «Водяная Смерть».

— Придется ждать, — пожал плечами господин барон, отошел от Агаты и сел напротив Майнца. — Может, кто-то себя все-таки выдаст? Что касается «Водяной Смерти»… Вы знаете, что племянник хозяина дома учится на химическом факультете столичного университета?

— Что вы такое говорите, Эрик! — испугалась Агата. — Конрад — хороший мальчик! И потом… Он же ребенок, в конце концов.

— И учится только на первом курсе, — согласился с ней следователь. — Но тем не менее надо проверять и его тоже.

— Лично я ставил бы на дам, — покачал головой барон, — госпожа Берта и госпожа Вилла… очень… своеобразные личности.

— Слуги это отмечали, — согласился Майнц. — Думаю, будет хорошо, если на них внимательно посмотрит господин Фульд.

— Психиатрия и неврология — не его конек, — заметил бывший канцлер. — Хотя… пусть скажет — чей. Доставим. Консультация специалиста нам не помешает.

— Госпожа Агата, а как думаете вы?

— Господин Майнц… Я пока могу думать только о том, как я благодарна. Вам, господину Фульду. И вам, господин фон Гиндельберг…

Они вышли из управления полиции под свет фонарей, и все, как один, подняли головы. Снег…

— Первый в этом году. — Агата блаженно подставила лицо под крупные снежинки.

Барону захотелось коснуться ее губ. Щек. Сомкнутых век. Отвезти в свой старый дом…

— Что? — Он вдруг понял, что Агата его о чем-то спрашивает.

— Вы всерьез думаете, что меня пытался отравить кто-то из Лингеров?

— Не знаю. Люди они не самые приятные. У каждого, как выяснилось, есть причины вас не любить. Но… надо разбираться.

— Надо, — вздохнула Агата и неожиданно предложила: — Давайте поужинаем в городе?

— Конечно… — Барон прикрыл глаза так, чтобы свет от фонарей расплылся на мокрых ресницах, и мысленно сказал первому снегу: «Спасибо…»