Тогда ты молчал - Криста фон Бернут

— Нашей семьи, естественно, нашего рода, — сказал Плессен. — Отец, мать, деды, бабушки, сестры, братья, тетки, дядья, двоюродные братья и сестры. Мы все — часть этого. Семья накладывает на нас свой отпечаток.

— И что?

— Каждому из нас отведена своя роль в этом сложно переплетенном комплексе, — пояснил Плессен. — Каждый из нас несет багаж ожиданий, зачастую не осознавая это. Каждый из нас должен выполнить свою задачу, которая ставится семьей как безличным целым. И мы должны понять, в чем заключается эта задача.

— Ага, — сказала Мона, ничего не понимая.

У нее есть сестра, Лин, у которой двое детей. Раньше она часто брала к себе Лукаса, когда Моне приходилось работать сверхурочно. Есть еще мать, которая проводит остаток жизни в психиатрической лечебнице, отец умер много лет назад. Какая задача и откуда она могла взяться? Мона снова постаралась сфокусировать свое внимание на деле, но это было непросто.

— Почему все должно быть именно так? Я имею в виду, почему вы так думаете? Это ваша теория, или…

— Это не теория, — мягко сказал Плессен. — Это просто правда. И я не тот, кто открыл ее. Я просто защищаю ее более радикально, чем кто-либо другой. Некоторые уже осознали правду. Психологи, великие писатели, артисты. Все они чувствуют ее.

— А потом? Что происходит, когда человек почувствует правду?

На этот раз Плессен просто рассмеялся. Но его смех прозвучал не издевательски или неприязненно, скорее дружелюбно. У него было лицо старика, но в его манере подавать себя сквозил молодой дух и, вместе с тем, мудрость. Мона поняла, что таких людей она еще не встречала. От этой мысли Моне стало не по себе.

— Когда человек чувствует правду, — сказал Плессен, — он уже делает большой шаг вперед. А если получается выразить ее словами, то есть осознать ее, — это уже следующий важный шаг к спасению. При этом я помогаю людям выразить их собственную правду, чтобы ее мог понять и ощутить каждый. В этом я вижу свою задачу.

— И каким способом это делается?

— С помощью и под защитой группы людей, которые самостоятельно тоже ищут свою правду. Они помогают другим, сталкивая их с правдой.

— Вот так?

— Да.

Возникла пауза. Наконец Мона сказала:

— Вернемся к фрау Мартинес.

— Соня. Она была таким милым человеком, но находилась на ложном пути.

— Как это «на ложном пути»? Это значит, что она хотела остаться со своей семьей? Что она не хотела оставлять своего мужа и свою дочь?

Мона постепенно приходила в себя, возвращаясь в свою систему ценностей, к своему видению вещей. Она зажгла сигарету, специально не спрашивая разрешения. Плессен ничего на это не сказал. Пару минут они молчали. Из открытой двери на террасу дул прохладный освежающий ветерок, заставляя тихонько шуметь ели, и впервые Мона обратила внимание на то, как здесь тихо, — нет привычного городского шума, слышного даже в самое спокойное время суток, между тремя и четырьмя часами утра.

— Соня Мартинес, — произнесла Мона. — Вы посоветовали ей уйти. Бросить свою семью.

— Да, это было ее предназначение. Оно исходит от ее семьи.

— Что? Ее семья хотела, чтобы она ушла от них? Это же… Извините, но…

— Соне не стоило выходить замуж. Она была старшей дочерью в семье и ее предназначение было в том, чтобы унаследовать фирму своего отца.

— Что?

— Это покажет и ваше расследование, вот увидите. У ее отца была фабрика, которую он хотел передать по наследству. В семье у него были только дочери. Таким образом, Соня, как старшая, должна была унаследовать фабрику. Так задумал ее отец, и так он ее воспитывал. В духе традиций.

— Итак…

— Вы сейчас этого не поймете. Лучше просто слушайте меня. Соня должна была получить в наследство фабрику и управлять ею, но она воспротивилась этому. Она должна была выполнить обязанности старшего сына. Так гласил действующий семейный закон.

— Герр Плессен! Кто придумал эти законы и зачем?

— Сейчас. Сейчас я дойду и до этого. Соня не хотела брать на себя такой груз — выполнять свое предназначение, и вы, конечно же, знаете, как ей было плохо. Она не изучала экономику производства, она не…

— Перестаньте! Это же…

— Поэтому она должна была уйти из семьи. Фирма уже давно продана, но выход для Сони все еще есть, то есть он был. Ей надо было бы жить одной и попытаться организовать что-то собственными силами. Что-то, что она могла бы потом вернуть своей семье. Тому безликому целому, составляющему ее семью.

— Но разве для этого ей надо было бросать свою семью?

— Я говорю не о дочери и муже Сони. На самом деле они к ней не имеют никакого отношения. Я говорю о ее изначальной семье, из которой она происходит и которая теперь расколота, поскольку Соня не выполнила свое предназначение. Поймите, Соня плакала, говорила, что она — плохая мать. А дело вовсе не в этом. Ей вообще нельзя было иметь детей. Ну разве что только от мужа, который мог бы взять на себя роль их воспитателя. Она просто не создана для того, чтобы делать это самой.

— Вы так думаете?

— Поговорите сами с мужем Сони, если вы этого еще не сделали. Он вам скажет, что она как мать оказалась несостоятельной. Я не виноват в том, что у нее была депрессия, возникшая еще до того, как она пришла к нам, и после ничего не изменилось. Я обрисовал ей путь выхода из ситуации, но она не захотела идти по нему. Это ее право, но зачастую последствия такого выбора оказываются губительными. Я всем моим клиентам еще до начала курса сообщаю в письменной форме: «Если вы, узнав правду во время семинара, не начнете жить в соответствии с ней, то это может быть опасным для вашего самочувствия».

— Эти семейные законы…

— Существуют общие законы, которые действительны для всех семей. И существуют индивидуальные традиции, которые тоже следует соблюдать. Это жестокая правда нашего времени, когда каждый зациклен на своем эгоизме и жалуется, что не может реализовать себя как личность. Но это изменить невозможно. Не все поддается нашему влиянию… Мы не являемся полностью свободными.

— Герр Плессен…

— Естественно, существуют семейные предназначения, от которых член семьи может и должен отказаться. Тут нужно очень тщательно отделять одно от другого. «Это мое предназначение, а это — нет». Крайне важно уловить критерий такого разделения.

— Значит…

— Соня была плохой матерью, потому что традиции ее семьи не позволяли ей быть хорошей. Просто ей это было не дано. Так и было сказано: ей нельзя становиться матерью.

Да, именно это и говорил им Мартинес, только не так жестко и категорично.

— Откуда вы все так точно знаете? Как у вас получается, что…

— Естественно, я не знал этого раньше. Мы определили это в течение четырех дней.