Одна среди людей - Анна Сахновская

Я копала с ожесточением, злобой, но не могла понять, на кого я злюсь и почему.

– Знаешь, кому могилу роешь? Матушке Евдокии…

Что-то внутри меня оборвалось. Ничего не осталось. Все умирали, а я жила. Какая несправедливость. Даже матушка – и та умерла, а ведь именно я заслужила смерти, как никто другой. Все мое существо негодовало! Почему Господь не шлет мне смерть? Отчего? Когда могила была готова, я в бессилии рухнула в нее, представляя, как меня засыпают сырой землицей, как черви проедают насквозь бренное тело, не оставляя даже костей. Мечты, только мечты!

– Не твоя это могила, вылезай… Нужна ты здесь Господу, – мужской шепот раздался словно гром.

Я вылезла. Наступил самый тяжелый момент – похороны матушки. В кельях мучились еще три сестры, не сегодня завтра они тоже должны были преставиться. Я не знала, что делать дальше. Мне приходилось раньше хоронить людей – соседку нашу, что скончалась от старости, мальчишку со двора – его конь заезжий лягнул, еще одну бабушку да отца своего. И каждый раз родственники, друзья и соседи соблюдали все обряды, начиная с омовения тела. Но теперь было не до обрядов. Я ведь толком и не знала, как их проводить, знала лишь, что они существуют. Самими обрядами занимались другие люди, я лишь присутствовала и оплакивала…

– Господь всех забирает, с обрядом, без обряда… Из могилы еще никого не выкидывали, – вздохнул мужчина. – Не морочь себе голову этим. Матушка была чистой души человек, она уже в раю…

Он сел поодаль от выкопанной могилы. Я очень устала, пока мы несли гроб из церкви. Слезы текли ручьем. Осунувшееся матушкино лицо, слегка приоткрытый рот… Я накрыла гроб крышкой, мужчина забил гвоздями, и мы столкнули его в могилу. Никогда прежде не доводилось мне этим заниматься. Руки дрожали. Я закрыла глаза и, едва шевеля губами, прошептала молитву, сжавшись внутри от неведомого страха. Пришло время закапывать. Руки работали машинально. Не помню, как все закончилось, помню лишь, что была почти в забытьи – от усталости и пережитого стресса. Щебет птиц умолк, страх отпустил, и мурашки, бегавшие по спине, исчезли. Меня подхватили мужские руки и поволокли в тень. Дуновения ветра, причитания далекого и вместе с тем близкого голоса…

Часы пробили девять вечера по времени Сингапура. Пора ложиться спать. Завтра самолет до Москвы в один конец.

Пытаясь отогнать навязчивые воспоминания, что поднимались из тайных глубин памяти, я силилась заснуть. А перед глазами стоял монастырь, лица умирающих сестер, тот мужчина, вечно причитающий и, кажется, медленно сходящий с ума.

Первые признаки болезни проявились у меня на третий день пребывания в монастыре. Я почувствовала сильный жар, ломоту в мышцах, слабость и сильные боли в животе, такие сильные, что сложно было разогнуться. За мной некому было ухаживать – сестры были при смерти, а мужчина, похоже, не осознавал, что именно происходит и что нужно делать. Я умирала первый раз в жизни, наивно думая, что действительно умру. Сумев доползти до своей кельи, я рухнула в забытьи на полог кровати. Боли не прекращались, началась рвота. Жутко. Дорога в рай шла через земной ад. «Я буду сильной, я вытерплю», – думала я, а меж тем в молитвах я просила Господа умертвить меня как можно скорее. Так хотелось встретиться с матушкой, положить голову ей на плечо, попросить прощения, почувствовать касание нежных пальцев и принять благословение на жизнь вечную, если таковая мне уготована. Встретить и мужа бывшего, которого я простила, и детей наших, так мало поживших на свете.

А еще мне хотелось пожить в городе. Или в землях заморских, про которые-то я толком и не слышала, только рисовала в своем воображении невероятные замки, бурную зелень и считала, что там круглый год лето, полное радости и вечного веселья, которого здесь никогда не было. Себя жаль. Я умирала, так и не увидев ничего, кроме поместья и монастыря, так и не испытав настоящей любви, о которой рассказывали былины да сказания.

Я лежала на полу. Сдерживать рвотные позывы я не старалась, и все, чем было забито тело, выходило наружу. Сквозь боль и страдания приходило очищение. На второй день я настолько ослабла, что не могла поднять руку. Мне казалось, я должна умереть гораздо быстрее, чем все остальные. Меня никто не кормил, не обмывал, не ухаживал. Так мне и надо. Скорей бы. Жалкие, пустые тридцать лет, итогом которых стало малодушие и непослушание. Я представила себя лежащей в гробу…

Смирение и принятие происходящего стали кульминацией агонии.

Последние лучи солнца. В голове не осталось мыслей, боль вошла в привычку и слилась с едким воздухом, что наполнил все пространство. Свет медленно исчезал, келья растворялась во тьме, тело расслабилось. Тишина. Момент, когда я провалилась в восстановительный сон, прошел незамеченным. Все произошло слишком быстро и неожиданно.

Сознание возвращалось с неохотой. Я открыла глаза и не могла понять, который час. Я лениво разлепила глаза, сразу отворачиваясь от ярких лучей. Потянулась, ощутив затекшее тело и твердость деревяшек под спиной. Захотелось глотнуть чего-то освежающего. Желание было таким же естественным, как очередной вдох. Я не задумываясь встала и, все еще щурясь от солнца, пошла вперед, пытаясь осознать, где я, а главное, где вода. Монастырь, лето, пение птиц. Завидев колодец, я бросилась к нему, но он был наглухо заколочен досками. Странно. И тут ко мне вернулись воспоминания последних дней. Господи! Я же умирала, страдала, и вот… жива! Ни боли, ни тошноты. Я здорова! Спасение!

Не помня себя от радости, не понимая, как произошло чудесное выздоровление, я бросилась к кельям, в надежде найти хоть кого-то живого. Не разбирая дороги неслась я по клумбам с цветами, по лужайке, мимо свежих и старых могил. Я бежала, что есть мочи, кричала так громко, что быстро выдохлась – была еще слишком слабой – и, упав на колени, воздела руки к небесам. Молитвы смешались в голове, и я выговаривала что-то нечленораздельное, пытаясь произнести как можно больше слов и как можно быстрее, будто еще немного, и у меня отнимут способность говорить. И тут в какой-то миг я осознала, как прекрасен этот мир! И травка, и землица, и солнышко, и все-все птицы, и насекомые, и каждый звук, созданный природой, каждое мгновение, что бьется сердце в унисон с дуновением ветра и невидимым движением божественной силы, которая мудро правит и заботится о всех нас… В молитве я прижалась лбом к земле… Таких чувств мне больше не пришлось испытать. Это дивное ощущение, словно чудеснейший пьянящий напиток разошелся с кровью по всему телу, наполняя кончики каждого пальца жизненной энергией и целебной благодатью. Мне казалось, если я коснусь сухой травинки, земные соки вновь побегут по ее жилам, зазеленеет стебелек и устремится вверх, превращаясь в могучее дерево. Аз есмь жизнь! Легкие наполнялись воздухом, сердце билось, а живот урчал от голода. Тело вновь работало, как когда-то до болезни. Случилось чудо, и не было ему объяснения. Упав, я раскинула руки, словно хотела обнять всю землю. Потом стала сгребать пыль, пересыпать ее меж пальцев.

При воспоминании то мгновение, сердце бьется чаще, на глаза наступают слезы… Какой глупой и наивной я была, какой простой и невинной.