Когда она меня убьет - Елена Богатырева

И мы встретились. Наконец-то! Я поняла это даже чуть раньше, чем он появился в дверях. Он вошел, раскачивая кудрявой головой и улыбаясь, в сопровождении милиционера, присел на соседний стул. В тот момент он был подозреваемым по делу о квартирной краже в нашем районе и его вызвали для дачи показании, расспросить, где был и что делал в определенные часы определенного дня.

Он посмотрел на меня с игривой улыбкой, а на меня накатило что-то такое огромное и чудовищное, что я закрыла глаза и открыла их только тогда, когда вокруг меня суетилось все отделение. Совали под нос нашатырь, пытались втолкнуть сквозь сжатые зубы таблетку валидола.

Я потеряла сознание, как оказалось. И дело было не в состоянии моего здоровья, а в том, что ледяные и могучие кармические ветра ворвались в этот мир, когда встреча, настоящая встреча, состоялась.

Подруга предлагала вызвать скорую помощь, потому что, даже придя в себя, я не могла и не хотела произнести ни слова. Я, наконец, сумела справиться с собой, попросила ее не беспокоиться, сказав, что это совсем легкий приступ, и попросила разрешения прилечь в пустом кабинете на диван.

Я лежала и думала, какая же я была дура. И потом еще о том, что же за дура я была. Я знала, что это он. На сей раз — он. Мне не нужны были доказательства, но в голове не укладывалось, как это он мог оказаться преступником. И, ведь когда я очнулась, в кабинете его не было — возможно, его отправят в тюрьму, и я больше никогда его не увижу. Или он заходил просто так, написать какое-нибудь примитивное заявление, например, об угоне велосипеда. Нужно было спросить у подруги кто он и зачем приходил, но я представляла, что он вор или убийца, и язык немел. Я боялась ответа, хотя знала наверняка, что мне все равно кто он. Маньяк, серийный убийца, вор-рецидивист… Господи, какие глаза!

Мне нужно было узнать все сейчас же, пока я не сошла с ума от предположений. Но спрашивать не пришлось. Он сидел в том же кабинете, что и моя подруга, с него брали подписку о невыезде.

— Я пожалуй, пойду, — голос прозвучал хрипло.

— Да, конечно, — всполошилась подруга. — Ты просто пообедать забыла, заработалась, такое бывает.

Я стояла на крыльце минут пять, прежде чем вышел он. Не оборачиваясь, я спросила:

— Молодой человек, найдете минут десять, чтобы проводить меня до дома? Не хотела пугать коллег, голова кружится очень.

— Найду, — усмехнулся он, предложив мне руку. — А не боитесь?

— Боюсь?

— Вдруг я уголовник?

Его лицо оказалось так близко, запах так стремительно проникал в мое нутро, что я действительно почувствовала сильное головокружение, крепче взялась за его руку:

— Боюсь, — сказала я с расстановкой, — что вы не удержите меня, когда я начну падать…

— Проверим, — ответил он.

По дороге я только и смогла заметить, что он слишком молод, я старше его, пожалуй, лет на пять. Или на семь?

Муж возвращался домой в половине седьмого, но сегодня у него партийное собрание, а он там еще и выступает…

Яша довел меня до подъезда и посмотрел с любопытством. Он потом рассказывал мне, что с самого начала понял, куда я клоню, только ему интересно было, как я все это устрою.

Я взяла его за правую руку и демонстративно посмотрела на часы. Если я еще хоть немного сомневалась, что это он, то теперь я была уверена в этом на все сто процентов…

— Мне не подняться самой, — в моем голосе сквозили откровенные нотки неприличного предложения.

— Всегда готов помочь, — ответил он, широко улыбаясь.

Так мы стали любовниками…

Да, я забыла написать о важном. Об этих странных метках судьбы. Судьбы, которая смеется над нами. Я ведь не на часы смотрела, я метку искала. И нашла.

Я уже думала об этом однажды. В нашей жизни случаются события, которым мы не придаем никакого значения. Так, мелочи. Но они оставляют следы. Шрамы.

Я о настоящих шрамах, которые не исчезают со временем. Смешно, хоть плачь. Когда-то я считала, что судьба — это нечто величественное и могучее. Какие-то главные черты, а мелочи — это так, случайности. Но в новой жизни меня ожидало несколько открытий. Например, не повторилась моя певческая карьера. Мало того, у меня вообще не оказалось голоса. А поэт с тонким вкусом превратился в уличного мальчишку, почти жулика, промышляющего какими-то темными делишками. Что общего между Карским и советским мальчиком Яшей, ловящим мелкую рыбку в мутной воде околоворовской среды? Что общего между мной, солидным юристом, и Розалией, утопающей в шелках, мехах, букетах поклонников? Кажется, все изменилось. Все мы изменились до неузнаваемости, но вот я встретила его, и все снова вернулось. Воздух приобрел тот самый вкус, небо — то самый цвет, сердце — то самое счастье.

Но есть мелочи, которые повторились с точностью до идиотизма. Однажды я разбила стакан — в той своей первой жизни. Я никогда бы об этом не вспомнила, если бы не метка, которую оставила мне судьба. Мне тогда было лет пятнадцать. Я налила в стакан воду из графина и, пока несла его к столу, так крепко сжала пальцами, что стакан рассыпался на мелкие кусочки. И один из них ужасно больно впился мне в палец. Да так сильно, что, когда его вынули, кровь лилась не переставая, и боль была непереносимая. Но и это бы забылось, потому что любая боль забывается, если только она не оставляет шрамов. А у меня остался шрам — маленький, едва заметный, но он так и не исчез до конца той моей первой жизни. К тому же шрам этот, который вряд ли кто-то кроме меня мог разглядеть, находился на среднем пальцем, и каждый раз, когда я надевала кольца, я делала это с особой осторожностью, потому что некоторая не болезненность, но неприятная чувствительность на месте шрама сохранялась.

Стакан, шрам, почти незаметный, я вряд ли вспомнила бы о них во второй своей жизни, если бы все не повторилось. Лишь с незначительными изменениями. Я налила воду не из графина, а из-под крана. Стакан был не тонкого стекла, а обыкновенный — граненый. Но он точно так же разлетелся в моих руках и точно так же поранил мне палец. И точно так же хлынула кровь на пол. А я, морщась от боли, вместо того чтобы поскорее избавиться от осколка, смотрела на свою рану как завороженная. Вспомнив не только тот случай, но и все мои кольца, которых у меня было десятка с два и которым я любила давать прозвища в своей первой жизни.

Повторилось. Все повторилось. Как это страшно. А вдруг все неприятное повторится столь же точно, как и этот болезненный случай? Но мне было всего пятнадцать лет, до встречи с ним были еще годы и годы, и я была уверена, что сумею перехитрить судьбу. Я попробовала вспомнить, какие травмы еще получала в прошлой жизни, чтобы попытаться предотвратить их. Ведь это теперь можно изменить. Если бы я помнила про стакан, то в этот день постаралась бы вообще не прикасаться к посуде. И ничего бы не случилось…