Удивительные приключения запредельно невероятной, исключительно неповторимой, потрясающей, ни на кого не похожей Маулины Шмитт. Часть 2. В ожидании чуда - Финн-Оле Хайнрих

Людмила начинает по кругу наполнять тарелки, Генерал издаёт странные, но явно довольные звуки.

— Сегодня вечером исследуем окрестности, — объявляю я. — Твой дом, мам, и твой тоже.

Я смотрю на Генерала. В ответ он показывает ножом на свою тарелку и одобрительно кивает.

— Я, хм… слышала, — продолжаю я, — что вы, то есть ты и Тот Человек, когда-то давно, много лет назад, спрятали здесь сокровища. Понятно, что уже много времени прошло, что они почти забыты, но Тот Человек утверждает, что ещё помнит в точности, где вы их спрятали, и даже нарисовал карту. Если честно, я её не понимаю, но, может, ты вспомнишь?..

Мама изучает карту, морщит лоб, корчит рожу. Потом говорит «А!» и поднимает палец.

Людмила пробует маульташен, тихо бормоча себе под нос:

— Пельмени…

— Ах, вот что… — бормочет мама, уставясь на карту. — Окей, да-да.

— Узнаёшь что-нибудь? — спрашиваю я.

— Кажется, да… — говорит мама. — Только вот эти странные водостоки или что это он нарисовал? Тут я не уверена…

— А что это вообще за сокровища? — спрашивает Пауль. — Золото?

Мама смеётся:

— Не-е-е, к сожалению, нет. Скорей всего, просто пара монет, камешки, марки, засохшие цветы, оловянные фигурки. Всякая всячина, которая когда-то казалась важной.

— Круто! — говорит Пауль.

Мы стоим перед домом, который когда-то принадлежал маминым родителям, в котором она выросла, где бегала в колготках по комнатам и сажала в саду пряники, чтобы из них выросли пряничные деревья. Мне грустно. Надеюсь, по мне эту грусть не видно — ведь больше никто не грустит, все радостно взбудоражены, особенно мама, все катятся, бегают, прыгают или черепашат вдоль дома, осматривая его, обнюхивая и ощупывая.

Смотрю на маму и представляю её маленькой девочкой с большими глазами, писклявым голоском и ногами-спичками. И спрашиваю себя: можно ли было уже тогда как-то предвидеть, распознать по этой весёлой девочке, которую я, конечно, знаю только по фотографиям, что однажды она заболеет или уже тогда была больна? Что она, даже не успев ещё по-настоящему раскрыться и расцвести, начнёт увядать?

За занавеской на первом этаже какое-то движение, чьё-то лицо мелькает и снова исчезает в темноте. Мама машет ему.

— Звоним? — спрашивает она.

— Ты знаешь, кто тут теперь живёт? — спрашивает Генерал.

Мама качает головой. Сейчас выясним, думаю я и шагаю к двери.

Нажимаю на кнопку. Звонок. Жду. Второй. Жду. Три коротких и один длинный. Очень длинный. Мужской голос изнутри рявкает:

Мама пожимает плечами.

— Такие вот они, — говорит она. — Но я вам и так, с улицы всё расскажу.

Она показывает на крышу, окна, деревья, входную дверь. И рассказывает, рассказывает, рассказывает — про себя и Того Человека. Просто водопад историй, я никогда их не слышала, наверно, и мама считала их утерянными, но сейчас, когда всё снова перед ней: улицы, дома, поля и запахи, — они, похоже, к ней вернулись.

Это важно, думаю я, что я всё узнаю — все мелочи и подробности, от лесного пожара и коллекции жуков до флейтового оркестра и открытия ореховой лавочки. Про страх и предложение руки и сердца. Про попытки самим делать сыр и чертежи рыцарского замка со рвами и башенками, про беременность и устройство гнезда. Я — историк, хранитель былых времён, архивариус. Кто, если не я, позаботится о том, чтобы мамины истории, воспоминания и мысли не исчезли, остались, чтобы она осталась — в этом мире. Здесь, со мной.

Распорядок дня у меня в руке напоминает, что пора двигаться дальше, к дому Того Человека — там они должны лежать, их сокровища. От бывшего маминого дома направляемся к бывшему дому Генерала по кратчайшему пути. Если верить карте, он составляет 434 метра.

— Показывай всё в точности, где тут что, — говорю я маме. Я-то воображала, что тут, на севере, местность абсолютно плоская, но, толкая вперёд мамино кресло, явно ощущаю, что дорога всё время идёт немножко вверх. Да ещё и ветер. Через две улицы меня сменяет Пауль — я уже полностью выдохлась. Мама рассматривает план ДнКГ и сравнивает. Пауль пыхтит и потеет, лицо у него всё красное. Солнце ещё не село и продолжает жарить вовсю.

И тут Генерал вдруг объявляет:

— Пришли!

— Ф-ф-ф-фу-у-у-уф-ф-ф, — выдыхает Пауль. — Неслабо так покатались!

— Да уж! — вторю я и слегка пинаю ногой колесо нашего Криса. — Удовольствие стремится к нулю. Я уже мечтаю об электрическом.

Мама усмехается и пихает меня локтем.

— Ага, о таком, с джойстиком, — говорит Пауль, — дз-з-зз!

Генерал шагает вперёд, но с креслом по узким тропинкам сада не пройти. Он раскинулся перед крошечным, словно сказочным кирпичным домиком, которого почти не видно в зарослях деревьев, кустов, цветов, плющей и папоротников. Настоящие джунгли. Мама, опираясь на палку, отважно продирается сквозь них, мы с Людмилой её поддерживаем. Саду конца и края нет.

— Тут у нас пингвины жили, а там, дальше, ламы паслись, — Генерал показывает на маленький сарайчик, а потом на большой куст бузины в углу сада. Вот, значит, где жил мальчик, который потом вырос в жалкого человечишку.

— Сейчас покажу вам мою буровую площадку! — И Генерал шагает дальше.

— Буровую? — переспрашивает Пауль.

— Да, — кивает Генерал, — для добычи полезных ископаемых, мальчик мой. Редких земель. А, может, чем чёрт не шутит, и нефти. Надо ж было как-то содержать моего спиногрыза. Жаль, конечно, что так ничего и не откопали.

Мы стоим у маленького пруда. Лягушки квакают, шуршит камыш, у поверхности воды греется на солнышке парочка головастиков.

— Вот здесь я и рыл! — говорит Генерал. — Яма получилась довольно глубокая, а теперь, вот видите, пруд.

— Насколько я знаю, тут можно найти разве что торф, дед, — говорю я и подсовываю маме карту. — В каком направлении двигаться?

Мама кивает в сторону канала: