Офицерская баллада - Тимур Максютов

– И чего надо делать?

– Т-с-с, тихо. Просто стой и молчи. И замечай все вокруг: нет ли чего необычного.

Было хорошо. Ветер стих, мороз бодрил, но не грыз. Звезды крупными каплями просачивались сквозь черный муар, одинаково глубокий по всему пространству. Только «вертолетка», как всегда, подсвечивала темноту золотой пылью огоньков, и там в вышину рвались три луча прожекторов, щекоча небо.

Доржи тихо поинтересовался:

– Ну как?

– Хорошо!

– Тля, я понимаю, что неплохо. Знак видишь какой-нибудь?

– Не-а.

Капитан разочарованно сплюнул, пошел к машине. По обратной дороге молчал, переживая. Марат чувствовал свою вину, которую непонятно как исправлять. Сказал, чтобы нарушить неловкую тишину:

– Тяжело летчикам служить: и ночью летают. Прожекторами полосу освещают, наверное.

– Ага, – машинально согласился Доржи. – Это ты к чему?

– Там, на холмах когда стояли. Небо освещено, ты не видел, что ли?

Капитан резко нажал на тормоз – Тагиров качнулся вперед, стукнулся кокардой о стекло. Выругался:

– Поаккуратней можно, блин?

Доржи повернулся к нему, вцепился в шинель:

– Ты о чем? Где освещено?!

– Так прожектора над «вертолеткой». Три штуки.

Капитан схватился за голову:

– Идиот! «Вертолетка» с другой стороны. Там, куда мы ездили, вообще пустая степь! Это знак был!

Марат присвистнул:

– Во дела! Ну так давай назад – я покажу, где огни видно.

Доржи устало покачал головой:

– Бессмысленно. Знак один раз в жизни дается. Увидишь то же, что и я, – сплошную темень.

– И чего теперь нам делать?

– Да ничего. Сына родишь – привози сюда, как ему двадцать лет исполнится. Теперь-то ясно, что ты – чингизид.

Тагиров протянул:

– О-о-о, двадцать лет сыну, которого и в планах нету! Это когда же случится?

– Неважно. Могилу с тринадцатого века найти не могут, еще пара десятков лет значения не имеет. Там и золото, и Орхонский Меч. А это – власть над миром, брат-чингизид!

«Газик» старательно полз по крутому подъему. Марат, пригревшись, задремал, думая: «Вот, блин! Чингизид, не хухры-мухры».

* * *

Маленький китаец в прожженном и неимоверно грязном шелковом халате прищурился и принялся наводить огромный арбалет на треноге точно между зубцами крепостной стены. Стоявшие рядом два здоровенных монгольских бойца, голые по пояс, шумно сопели, отдыхая после тяжкой работы – натяжения тетивы арбалета.

Китаец хлюпнул вечно простуженным носом. Отпрыгнул от деревянной ложи орудия, стукнул сухим кулачком по спусковому рычагу.

– Шш-у-у-х!

Тяжелое копье сорвалось с направляющих, загудело пожилым шмелем. Пролетев добрые две сотни шагов, с жутким хрустом пробило грудь тангутского лучника, сбросив тело внутрь крепостной стены.

Китаец тонко закричал, дергая птичьим кадыком, радостно захлопал ручонками по бедрам. Монголы вздохнули. Кряхтя, блестя потной кожей, под которой толстыми веревками вспухли вены, вновь принялись натягивать тетиву.

Жаркий август 1227 года никак не кончался. Тихий ветерок, измученный духотой, еле шевелил конские хвосты на знаменах, криво стоящих у входа в огромный ханский шатер. Осада тангутской столицы Чжунсина длилась уже полгода и порядком надоела всем.

Пожилой темник снял тяжелый китайский шлем, с облегчением покрутил уставшей шеей. Стянул через голову перевязь с длинным мечом, отдал склонившемуся в глубоком поклоне охраннику Низко нагнувшись, шагнул в полумрак шатра.

Старец, как обычно, сидел перед низким столиком и мелкими точными мазками кисточки покрывал шелковый свиток причудливыми буквами. Поднял взгляд, кивнул вошедшему. Спросил:

– Ну, как там?

Темник зло подумал: «Все пишет, пишет… Чего пишет? Зачем?». Сам он писать не умел. Ответил:

– Ты про что? Крепость держится. Чего они там жрут, интересно? Полгода без подвоза. Лошадей давно съели… Не иначе сказками питаются. Или собственными трупами, собаки тангутские.

Старец отложил кисточку, аккуратно закрыл бронзовую чернильницу. Внимательно посмотрел на военачальника. Строго сказал:

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. О чем говорят воины? Кто-нибудь догадался?

Темник помрачнел. Сел напротив старца, подогнув ноги в пыльных сапогах. Покачал бритой головой:

– Нет. Все думают, что Великий Хан просто болен и не в настроении, поэтому не выходит из шатра.

– Это хорошо, – старец довольно зажмурился, – это очень хорошо. Уже неделя прошла, как Темучин покинул нас ради охоты на Небесах, а никто не догадался. Так мы и тайно похороним его согласно завету, и спокойно успеем собрать курултай, чтобы выбрать нового властителя. И не допустим смуты в Империи.

Темник тихо проговорил:

– Я все не могу поверить, что его больше нет. Что теперь будет со всеми нами? И зачем ты приказал отправить вместе с его телом Орхонский Меч? Как будем покорять тангутов?

Старец проворчал:

– Орхонский Меч! Зачем теперь вам Меч? Воин побеждает в бою, но удержать униженного врага в подчинении и создать государство может только Вождь! Чингисхан оставил нам огромную страну, покрывшую своим шатром полмира. Вот и обживайтесь, вводите мудрые законы, берегите свой народ… Счастливый и свободный народ непобедим безо всякого меча.

* * *

Уставшие быки роняли в пыль серую пену. Пронзительно скрипели, будто рыдая, деревянные колеса повозок. Лохматые низкорослые кони отсчитывали шаги, звякая в такт сбруей, и в такт качались в седлах дремлющие всадники…

Уже неделю караван шел навстречу полуденному солнцу. Шел, избегая торных дорог и кочевий. И горе было тому, кто встречался по пути, – мрачные багатуры убивали случайного свидетеля, не объясняя причин и не слушая просьб о пощаде.

Там, где начинается безлюдная пустыня, тысячи рабов выроют гигантскую могилу. Вместе с телом Великого Хана опустят под землю сундуки с драгоценными камнями из Индии, оружие из дамасской стали и китайские серебряные безделушки, и сто возов золота в монетах, слитках и украшениях… В тяжелом футляре из бесценного палисандра – древний клинок из белого Небесного железа, приносящий своему владельцу победу в любой битве. Орхонский Меч.

Рабов убьют. Потом отборные багатуры убьют всех воинов из охраны каравана. Прогонят тысячные стада над могилой, чтобы и следа не осталось. А на обратном пути, торопясь доложить о выполненном приказе в ставку у тангутской осажденной столицы, верные багатуры умрут от неизвестной болезни – все до одного.

Восемьсот лет будут искать могилу Чингисхана: на берегах Онона и в горах Хингана, в запретных холмах Бурхана и в Маньчжурии…