Новое Будущее - Артём Николаевич Хлебников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не важно, что ты знаешь, тебе прополощут мозги. Как когда-то твоей подружке, которая состояла в «Освобождении».
– Нет, это ее муж…
– Теперь она так думает, – кивнул Карим.
– Ой-ей. – Мия потерла лоб и осмотрелась, сама не понимая, что ищет.
– Дело в том террористе. На самом деле все было не совсем так, как я говорю. Я действительно поймал его руку и держал. Минуты три, но… Он же говорил. Понимаешь? И он спросил…
– Что спросил?
– На самом деле человека можно убить, – сменил тему Карим. – Сложно, да. Современная медицина творит чудеса, но она не всесильна.
– Так… – У Мии закружилась голова, и она села прямо на пол. – Человека можно убить, ладно, допустим.
– Не допустим. Мое министерство в том числе занимается сокрытием смертей. В Москве человек десять в месяц умирают. В пригородах побольше. Особенно в тех местах, куда помощь не успевает. За тысячу лет мы так и не смогли создать абсолютно контролируемое пространство, хоть и загнали всех в города.
– Так, ну и что? И что с того? – Мия почему-то начинала злиться.
– Ты никогда не думала, почему развитие остановилось? – снова сменил тему Карим. – Все, что ты видишь вокруг, придумали больше тысячи лет назад.
– Господи, а это тут при чем? Ну остановилось и остановилось! Ну и что?!
– Представь, просто на секунду представь, что завтра ты умрешь.
– С ума сошел?! – Мия буквально отползла от Карима и уперлась спиной в стену.
– И что тогда, а? Подумай!
– Ну и ничего! Я не понимаю, о чем ты, тебе нужен специалист! Нет, я вот с этим не справлюсь. Тебе нужен специалист, тебе нужна помощь!
– Ну разве не бессмысленным станет твой виар-дом в Монте-Карло? Не бессмысленно станет вообще все, что ты делаешь? Ну, представь! Завтра все кончится! Не будет ничего! И что ты чувствуешь?
– Не хочу я ничего представлять!!! – Мия уже плакала, вжимаясь в стену.
Карим наклонился вперед, взгляд его стал каким-то безумным.
– Чувствуешь? Это страх. Тревога. Боль. Неопределенность. Неудовлетворенность.
– Прекрати это! Я вызову пси-скорую!
– Которая тебя успокоит, – кивнул он, – а еще тебя успокоит тот факт, что ты не умрешь. Все в порядке, в запасе тысячи лет. Ничего страшного. Можно никуда не торопиться, ничего не менять. Сытая дремота, покой. Круглосуточный Валахов и стримы. Виар-домик в Монте-Карло. Взрослеть к ста годам. А куда торопиться? Но ведь все равно, все равно ты чувствуешь, что что-то давно умерло, а?
– Ничего я не чувствую!
– И вечное самокопание, проработка и таблеточки. Вечно. ВЕЧ-НО. Это не жизнь.
– Да с чего ты решил, что это не жизнь?
– Знаешь, тот парень. Террорист. Он спросил, неужели я не хочу почувствовать, что такое жизнь? Хотя бы на секунду. Неужели я не хочу, чтобы у всего этого был конец? И знаешь, что самое забавное? Я попробовал.
– Что это значит? – Мия чуть подалась вперед.
– Я отпустил его руку. И в ту секунду, вот в этот микромомент, когда я разжимал руку и его палец поднимался над кнопкой, со мной что-то произошло. Вся моя жизнь прошла в этой секунде. Там были настоящие чувства, настоящая жизнь, настоящее все. Понимаешь?
– Не совсем, – Мия шмыгнула носом, успокаиваясь.
– Этого не объяснить. Это невозможно забыть. А когда за мной придут… Они заберут это, – Карим усмехнулся, – заберут лучший момент моей жизни.
– Подожди, – сообразила Мия, – ты сказал, что отпустил руку?
– Да.
– Но бомба, она не взорвалась.
– Вот именно. Что-то пошло не так. Или она и не должна была взорваться. Или она должна была взорваться у меня в голове. И взорвалась. Не знаю. Тот парень только грустно хмыкнул и вернул руку на место.
– И почему тогда тебя не арестовали?
– Никто не видел, что я сделал. Остальные стояли далеко. Он все повторял, что все имеют право на смерть, и хихикал. Как сумасшедший.
– Подожди, то есть он тебя не сдал?
– Наверное, – пожал плечами Карим, – либо пока их устраивает то, что я говорю. Или он настолько верит в свои идеалы, что не выдает меня. Я не знаю. И я по всем каналам говорю, что смерти нет. Я прямо флаг этого утверждения. Что будет, когда он это увидит? Что будет, если он расколется? И когда это случится? Это ужас, но…
Карим безумно хихикнул и замолк. Потом еще похихикал и показал пальцем на Мию.
– Что?
– Да я, кажется, понял, почему террорист хихикал.
– Ну… – Мия потерла лицо и еще раз шмыгнула, – может, обойдется?
– Может, – усмехнулся Карим и встал, – а может, и нет. Но… Вообще-то мне кажется, что я просто не привык к жизни.
– Не понимаю.
Карим помог ей встать и еще раз хихикнул.
– Если я скажу тебе что-то вроде «за что боролся, на то и напоролся», ты поймешь?
– Нет.
– Знаешь, я вот думаю. Тот террорист. Он сейчас сидит в тюрьме или… в восьмом отделе. Его, очевидно, допрашивают. Но он молчит. Потому что верит, что все имеют право на смерть. И, в частности, я.
– И? – предчувствуя неладное, вкрадчиво спросила Мия.
– Даже я, – повторил Карим, – флаг пропаганды. Человек, который с каждого экрана говорит, что смерти нет. Понимаешь? Наверняка его пытают, и он молчит, чтобы у его врага было право на смерть.
– Может, он уже давно всем все сказал, – возразила Мия. – Просто они знают, что ты не псих, что ты порядочный человек, тебе можно доверять и…
– Вот они удивятся, – Карим снова хохотнул.
– Что ты хочешь сказать?
– Пойдем спать.
– Ты серьезно?
– Ну в самом деле, не сидеть же у двери до конца жизни. У меня, вероятно, теперь нет времени на такую ерунду.
– Что ты задумал, Карим? – уже все понимая, спросила Мия.
– Я скажу правду. Завтра у Валахова. Там будет настоящий прямой эфир, а не предзаписанная ерунда.
– Ты с ума сошел?! Зачем?
– Не уверен, что ты поймешь. Тот террорист… Я у него в долгу. Мне так кажется.
– Это глупость! Ты сошел с ума!
– Возможно.
– И что будет, если… – Мия даже думать об этом не могла, а уж говорить…
– Меня прямо из студии увезут в восьмой отдел. Мои заместители будут спешно гасить инфошум. Перебьют повестку, вкинут сотни идиотских версий, от моего сумасшествия до происков врагов Евразии. Что-то придумают. Я исчезну навсегда.
– Ну и зачем это? Если ты сам понимаешь, что все бессмысленно?!
– Потому что хочу пожить по-настоящему. Хотя бы немножко.
– Я не понимаю!
Карим еще раз хихикнул, повернулся и пошел в спальню, бубня что-то под нос.