Снег Энцелада - Эдуард Николаевич Веркин

проруби с фиолетовым леденцом и булькал им по поверхности воды, с каждый бульком из мутной коричневой жижи поднималась усатая рыбья харя.

Но всех, безусловно, превзошел мальчишка, умудрившийся добыть целую бочку рыбы с помощью пробки. Мальчишка брал обычную пробку, натирал ее на терке, скатывал с глиной в шарики размером с грецкий орех, шарики кидал в лунку. Сомики, обитавшие под толстым слоем травы и грунта, приводились от такой прикормки в бешенство, вода буквально вскипала от рыб, желающих оказаться на сковородке.

В этом было что-то ненормально гипнотическое, я отметил, что такая странная техника ловли успокаивает нервы так же хорошо, как «Современный Прометей»; я смотрел на эти рыбные упражнения два часа, раздумывая, в чем заключается их секрет. В итоге я ощутил в голове явную тяжесть, а ближе к трем и вовсе уснул.

Просмотр «Подручного Сома» сыграл дурную шутку: я уснул, но отдохнуть не получилось — снились глазастые сомы, ядовитые и электрические угри, мурены, миноги, фантастические способы ловли. Я ловил странных рыб алюминиевой рогаткой, старинным кипятильником и красной сумкой, причем водились эти рыбы тоже в странных местах — под досками ламината, в ванной, в батареях, в диване. Выспаться не удалось, сюрреалистические сны не дают полноценного отдыха, сознание отторгает их и работает на повышенных оборотах, ты словно проживаешь еще один день, порой более мучительный.

Наверное, поэтому я проснулся не сразу. Сначала пришло необычайно ясное осознание того, что в комнате посторонние, однако я решил, что это продолжение рыбьего сна. Но скоро один из присутствующих сказал, что некая Марина есть необычайная сучандра, и я понял — не сон, даже во сне я не мог употребить подобное слово.

Двое. Я понял — двое.

Открыл глаза.

Утро. Часов шесть, судя по чистому небу. «Русский Дарвин». В кресле возле окна сидел человек, на диване другой. У другого на коленях лежал черный курковый обрез. Как у Вайатта Эрпа. Их присутствие в комнате ощутимо искажало нормальное течение пространства, я чувствовал глупость и активное зло. Тот, что с обрезом — помоложе, бабуин, сразу видно, а в кресле — лет пятидесяти и опытный. Старая добрая недобитая гвардия, не думал, что сохранились, особенно здесь, на юге.

— Проснулся вроде, — сказал молодой.

— Проснулся, москвич…

— Доброе утро, джентльмены, — сказал я.

И продолжил лежать в кровати.

— Без пены, москвич, договорились? — сказал старый вурдалак.

— Разумеется, — ответил я. — От кого пожаловали?

Вайатт Эрп выразительно взвел курки. Я едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Почему-то представился упрямый Гандрочер Кох, терзающий электрокоптильню болгарского производства, много смешного и странного.

Но не страшно.

Надо принять хлорофилл. Я не пропускал хлорофилл три года и чувствую себя отлично — хлорофилл, он для желудка, нормализует микрофлору.

— Телик включи, — сказал предводитель.

Эрп взял пульт и принялся давить на кнопки. Телевизор сопротивлялся. Оба уставились на меня. Гандрочер Кох и брат его Хеклер.

— Давно не смотрю, — пояснил я. — Психолог не рекомендует.

Эрп стал возиться с телевизором, искал шнур, искал розетку.

— Мне надо принять хлорофилл, — сказал я.

— Что тебе принять?! — бурым голосом спросил носитель оружия.

— Хлорофилл, — повторил я.

Носитель Эрп взглянул на старого, старый уныло кивнул. Я достал бутылку с хлорофиллом, тщательно взболтал.

— Чего за байда? — спросил старый.

— Это пидерское, — тут же вставил Эрп.

— Заткнись, — посоветовал старый. — Что за зеленка?

— Хлорофилл, — сказал я. — От желудка, от печени.

Я принял два колпачка и спросил:

— Так от кого прислали?

Не страшно.

Такие вещи пугали в двадцать, сейчас нет.

Не страшно.

Старый мне не ответил. Эрп тем временем разобрался с телевизором и включил музыкальный канал.

— С тобой просили поговорить, — сказал старший. — Нехорошо себя ведешь, москвич, не по-людски.

Нет, все-таки повеяло молодостью. События принимают легендарный оборот.

— Я не москвич, — сказал я.

— Нехорошо, москвич, нехорошо…

Старый взял бутылку с хлорофиллом, понюхал.

— Это из лягушек делают, — пояснил Эрп. — У меня батя таким чирьи лечил.

— Ты ж говорил, что пидерское? — сощурился старый.

— Да не, — покраснел Эрп. — Я так, по шуткарю…

— За языком следи, — сказал старый. — А то за язык и подвесить можно.

— Да не, я мимо… Шутка, короче…

Старый поставил хлорофилл на тумбочку.

— Ты чего молчишь, москвич?! — Эрп перевелся на меня. — Тебя же по-человечески спрашивают!

Эрп был глуп.

— Ты следак, что ли, с меня спрашивать? — сощурился я.

Глупый Эрп бешено выпучил глаза и замахнулся обрезом.

Старый пошевелил пальцем, Эрп опустил оружие, сел на диван.

Я прикидывал, что делать дальше. Вряд ли будут пытать, старый урод, похоже, на это давно не способен. И бить не будут, место не то. Поугрожают немного. Психологическое давление, странно, не думал, что такие методы еще в ходу. Сейчас все иначе. Так казалось. А вот, поди ж ты, комедь…

Что делать? Да особо нечего. Буду слушать, что скажут господа бандиты. Но на всякий случай поинтересовался:

— Что надо-то?

— Неправильно себя ведешь. Тебе деньги доверили, думали, ты серьезный человек, не балаболка, а ты людей на прогон отправил. Так получается?

— От Треуглова, что ли? — предположил я.

— Ты, баклан, слушай, что тебе люди говорят! — Эрп ткнул мне в колено обрезом.

Я натянул майку. Милый Эрп. Застрелил сорок семь человек, не считая китайцев, и разбогател на лесных поставках.

— Это Треуглова косяк, — сказал я. — Я не при делах, это он нам должен. Он отменил конвенцию, а мы деньги уже потратили.

Молодой сделал звук телевизора громче, певица Корка старательно исполняла песню.

— Не, убери это, — брезгливо поморщился старый. — Я не могу так…

Стрелок переключил на новости. Нефть дешевела. Доллар дорожал. Атомный ледокол «Иртыш» обещали спустить на воду в будущем году.

— Мы с Треугловым договаривались…

— Короче, так, — перебил старый. — У тебя месяц, москвич.

Здесь я не выдержал и хихикнул. Месяц. Раньше давали два дня. Все-таки гуманизм шагает по планете семимильными шагами.

— У тебя месяц, — повторил старый. — Через месяц вернешь все.

Старый оглядел комнату. Ничего интересного для себя не нашел.

— Я поговорю с Треугловым, — пообещал я. — Думаю, мы все выясним…

— Зря недооцениваешь, — сказал старый. — С серьезными дядями бодаться решил, чревато.

Я промолчал. Смешные бандиты какие-то…

Словно из телевизора.

А вдруг это пуристка из Копейска? Это ее муж и сын, мы оскорбили ее в человеческих чувствах, и она послала родню преподать москвичам суровый урок.

— Ну, москвич, подумай немного, — посоветовал старый. — Подумай, тебе есть о чем подумать. Счета в Германии, ячейка в Испании, похоже, давно на лыжи встать хочешь. Так категорически не советую, у нас у самих лыжники найдутся…

Старый указал на своего бойца.

— Биатлонисты даже, — уточнил носитель обреза.

Отпустил