Без гнева и пристрастия - Анатолий Степанов

— Ты уже со мной на «ты»?

— Не я, Лидия Сергеевна, не я, а классик. Откуда звонил Дед?

— Он тебе даст за Деда. Два часа тому назад из Владимира. Вот-вот будет на твоем, как он сообщил, целехоньком «чероки».

— Что приказал?

— Чтобы ты пока к себе домой не являлся. Мало ли что они в яростной дурости предпринять могут. Еще подстрелят тебя невзначай. У тебя запасная норка есть?

— Есть.

— Надеюсь, не у Дарьи?

— Как она? — быстро спросил Сырцов.

— В порядке, Жора. Но беспокоится, естественно.

— Успокойте ее, Лидия Сергеевна, соврите что-нибудь.

— На какие отвратительные поступки ты меня толкаешь!

— Мне ей звонить — себя по рукам-ногам повязать. Соврите, а?

— Совру, — сдалась Лидия Сергеевна и счастливо призналась: — Я так рада, Жора, ты даже и не представляешь!

— Преданно целую ручки, Лидия Сергеевна!

— Спешишь?

— Ага.

— Но не очень-то спеши. А то насмешишь кого-нибудь. Удачи!

Теперь звонок местным ментам. Телефон их он помнил, да и знакомых в здешней ментовке немало. Знакомством пользоваться вряд ли следовало, а телефоном — обязательно. Дежурному, бабьим голосом, которым в свое время наловчился щебетать не хуже Преснякова-младшего, спросил в ответ на сонное «Вас слушают».

— Кто это? — кокетливо и плебейски.

— Дежурный по городу слушает! — уже злобно откликнулся мент.

— Ой, мальчики, что я нашла!

— Ну и что ты нашла? — раздраженно и без интереса спросил дежурный.

— Легковой автомобиль! — с восторгом объявила «девица».

— Так-таки нашла? И как же?

— Я с Алиской гуляла.

— Алиска — это кто?

— Собачка. Девочка. Коккер-спаниель.

— Ты про машину, про машину рассказывай.

— Вы же сами спросили, кто такая Алиска! — обиделась «девица».

— Ну, извини, извини. — Мент окончательно оклемался от рассветной дремы. — Какой автомобиль, кто в нем, где он?

— Автомобиль как автомобиль, «жигули». По-моему, «девятка». Дверцы настежь распахнуты, а на заднем сиденье два пистолета и такая штучка, которая «узи» называется, по телевизору ее часто показывают.

— Где?! — взревел дежурный.

— От вас неподалеку. — Сырцов посмотрел на табличку ближайшего углового дома, а «девица» назвала адрес.

— Жди нас там! Никуда не уходи! Слышишь?

— Еще чего! — ответила «девица», а Сырцов сложил телефонную трубку. Пора делать ноги. Он и сделал.

Не в вылизанном офисе, не в праздничном наряде фартового клерка встречал своих сявок директор турагентства «Гольфстрим» Денис Ричардович. В безоконном подвале сидел он на единственном стуле и без слов рассматривал нашкодившую пятерку, стоявшую у длинной железной прикрепленной к стене скамье. Русопятый — круглая рожа, круглое пузо, круглые мощные плечи — мужичок, являясь центром пятерки, на правах и по горькой обязанности старшего, стоял на полшага впереди.

— Где остальные? — спросил у него Денис Ричардович.

— Своим ходом добираются. Я в «Ниву» взял только особо обосравшихся.

— Особо обосравшийся — ты, — напомнил Денис Ричардович.

— Я и приехал, — обреченно согласился мужичок.

— А должен был на пузе приползти. И хвостом виляя.

— Повилял бы, да хвоста нету.

Директор турагентства улыбнулся страшновато, показывая большие, отчищенные знаменитой пастой «Аквафреш» белые зубы. Улыбнулся и напомнил:

— По делу ты — давно покойник. И кликуха твоя уже на пределе, Колобок. Запомни: я — лиса, от которой колобок не ушел.

— Я все понимаю, Хан. Дай мне только с этими двумя разобраться, а потом делай со мной все, что надо.

— У тебя этой ночью была такая возможность. Что ж не разобрался?

— Да кто ж знал, что тот живой и на ногах!

— А надо было знать.

— Сутки мне дай, Хан! Сутки!

— И что ж ты за сутки сделаешь?

— Ночью я из смирновской будки дуршлаг сделаю. И старику конец, и этой сволочи. Он там будет. Он обязательно там будет! Я его пас, я все его повадки знаю!

— Ты его пас, а он и не заметил. Ты хоть знаешь, кто такой Сырцов?

— Знаю. Я его уже разок заловил.

— Чистая случайность, Колобок. А насчет того, чтобы из пулеметов… Несколько лет тому назад один попробовал… Не чета тебе, сам Большой! Где он теперь?

— Так он знал, что Большой рывок сделает! А мы — серые для него.

— Эти двое по твоей милости срисовали нас и в профиль, и анфас. Кого Сырцов в больнице повязал? — вдруг спросил Хан.

— Меня, — тихо признался стеснительный Белек.

— Руки покажи, — приказал Хан. Белек, прикрыл глаза и вытянул перед собой обе руки. Как слепой над пропастью. Хан встал со стула, подошел к нему и пальцем ткнул в татуировку. — Ты что, Колобок, думаешь, эту картинку Сырцов не рассмотрел?

— Ну, — согласился Колобок.

— Мы — не серые для них. Голые. И нас, голеньких, ждут в первую очередь у, как ты изволил выразиться, смирновской будки. Твоя уголовная горячность предусмотрена ими как один из возможных вариантов.

— Я их кончу, Хан, — по-блатному истерично твердил Колобок.

— У тебя была для этого единственно устраивающая нас возможность. Вдалеке от столицы, в другой области бесследно исчезают два неизвестных гражданина. И все. Их московские дружки из МУРа бессмысленно топочут сапогами по Москве и ее окрестностям, шлют дурацкие запросы и ничего не находят. Ничего, никаких концов. А сейчас, кроме откровенной пальбы, на которую вся ментовка пойдет с мелким бреднем, ничего и не предпримешь. И ты, беспредельщик в розыске, первым попадешь в их сети. Ты — портач и кретин, Колобок.

— Я терплю, Хан, — тихо напомнил Колобок.

— Ты и не такое вытерпишь, — отрезал Хан и заглянул в глаза робкому Бельку. — Тебя как зовут?

— Белек.

— Не кликуха. Имя.

— Виталий.

— Почисть ему личико, Виталий, — предложил Хан и пальцем указал на Колобка.

Колобок, услужливо повернувшись, подставил свой яростный оскал. Виталий с ужасом глядел на него. Хан ласково поторопил:

— Я жду, Виталий!

Поторопил и Колобок:

— Давай, давай, Белек!

Виталий размахнулся и влепил Колобку вялую бабскую пощечину.