Сотник. Позиционные игры - Ирина Град

Медведь слишком умен, чтобы так блефовать. Значит, предлагает от того, кто имеет право предложить, но имени его ни словом пока не упомянул. Журавля нет – а кто остался? Что там грек про Тимкиного отца не досказал? Ведь ушел от разговора при мальчишке, явно ушел, а вы спросить не догадались – вернее, некогда было. Значит, продолжаем качать Медведя дальше. Скажет, ибо другого выхода у него нет.

Что торгуется – понятно. У них там сейчас тоже наступило время, когда все возможно, и самая проигрышная позиция при таком раскладе – стараться сохранить в неизменном виде то, что есть. Но это позиция слабая, из такой его в лучшем случае на роль пешки отодвинут. В худшем – с доски сбросят. А он этим довольствоваться не станет – за ним не только его род стоит, но и его команда, если вы правильно понимаете, сэр Майкл. А поскольку он не дурак, то все козыри сразу на стол не выложит – торги только-только начались. Ладно, попробуем свои карты приоткрыть, а то так и будет вокруг да около ходить».

– Согласие есть продукт, полученный при полном непротивлении сторон, – с нахальным видом брякнул Мишка и увидел, как взлетели у Медведя брови, а Макар, внимательно слушавший их разговор, чуть не подавился, скривившись то ли от сдерживаемого смеха, то ли от досады. Мишка прогнал ухмылку и уставился на своего собеседника.

– Я от тебя ничего не скрываю, а ты мне не говоришь главного: что именно ты нам предлагаешь и от кого пришел. То, что у вас там закипело, само не рассосется. Со стороны, говорят, виднее, и я, человек со стороны, вижу три исхода, чем все это может кончиться.

Первый – ни нам, ни вам не интересный: князья про вас стороной прознают. Да и наверняка уже прознали: ты же сам говорил, что Мирон с кем-то извне дела ведёт. Опять-таки, на Княжьем Погосте боярин сидит не совсем дурной. Ему, пока мы с находниками разбирались, не до вас было, но совсем-то не забудет. И про мастеров в слободе, и про то, что доход от княжьей казны таите – все это выяснится. Князья любую силу, им не подвластную, или к себе притянут, или уничтожат. Вы болотом от нас отгородились, но от князей это не защита, долго не высидите. И если князь прикажет, то наши с тобой договоры мало чего значить будут – на любую силу всегда бо́льшая найдется. Тогда всему конец: вы в полон попадёте – кто жив останется, а мы из доверия выйдем.

Второй путь – то, чего добивается ваш Мирон. Не знаю, какой с того ему резон, но думаю, хочет под шумок урвать самое ценное – мастеров. Сотня поднимется и, так или иначе, вынудит сотника на вас войной идти, особенно теперь: после бунта ратники злые, им все ваши расклады не объяснишь. Боярин Корней ещё и воевода Погорынский – у него под рукой не только сотня, но и боярские дружины. За долю в добыче и они в этом походе не откажутся поучаствовать, так что разорят ваши городки и веси подчистую.

Я не угрожаю – этот исход и Лисовинам нежелателен. Ну, возьмем мы богатую добычу. Кто жив останется. И возьмем один раз, потому что больше разорим, чем приобретем. Ты вот грека прислал, говоришь, умен, и польза с него немалая, а многие его оценить способны? Сядут новые бояре в ваших весях: и все наши десятники не прочь боярством обзавестись, и со стороны найдутся желающие. Мастеров… Ну, кого не убьют, разберут промеж собой в холопы – и чего тогда останется? Если не дети, то внуки уже и не вспомнят, что там было до них.

Медведь молчал и слушал. Ничего иного, кроме напряженного внимания по его лицу прочесть было нельзя. Но так Ратникова здесь ещё никто не слушал. Макар рядом заметно напрягся – Мишка на него не оборачивался, но ощущал, как тот подобрался, словно перед прыжком, видимо, был готов к любому исходу, вплоть до того, что «лешаки» прямо тут их и положат. Мишка криво усмехнулся и продолжил:

– Но есть и третий путь. Все, что сохранить удастся – так и останется. И перейдет под руку Лисовинов как есть, а вас мы не обидим – нам это просто-напросто невыгодно. Признаете над собой княжеского воеводу и власть князя Туровского. Тем, кто служить готов, придется принять христианство, но без этого в любом случае не обойдется. Князю дань платить придется, зато он и не полезет сам разбираться, что и как у вас устроено – главное, чтобы земля приносила доход и торговля шла. Ваш боярин, если этого не поймет и не примет, погубит и себя, и вас. И, разумеется, своей власти лишится.

Ты сам сказал, что это можно сделать только по доброй воле. Но кто, кроме боярина, сможет за всех говорить и принести присягу воеводе Погорынскому?

Уже не пацан-Лисовин, а Ратников, в упор глядя Медведю в глаза, увидел, как напрягся его собеседник. Но не вздрогнул, не переменился в лице и взгляда не отвел.

«Силен! Даже князя в прошлый раз пробрало, а у этого не дрогнуло ничего, только лицо закаменело, как у Андрюхи.

…Черт, завис он, что ли?»

После Мишкиного подробного анализа – о перспективах развития соседнего боярства в результате слияния капиталов под руководством рода Лисовинов и к взаимной выгоде – над поляной повисла пауза, плавно переходящая в категорию «немая сцена». Наконец Медведь отмер, шевельнул плечами, расцепил сжатые в кулаки руки, застывшее маской лицо вновь приобрело живые черты, и «лешак» неспешно повернулся к Макару. Голос его прозвучал буднично, почти скучно, а от услышанного Мишка чуть с пенька не свалился от неожиданности. Макар, кажется, тоже.

– В прошлый раз мы с тобой разговор так и не закончили. Я твою Любаву за своего Боеслава сватал, ты вроде не возражал. Дети, конечно, пока ещё в возраст не вошли, но решать-то надо заранее. Если будет на то слово твое и Лисовинов, то забирай моего парня прямо сейчас. А я в надеже буду, что если что – вы сына не оставите. Он не примаком тебе в семью идет: справим ему хозяйство, как время приспеет, и твоя дочь в возраст войдет, да и сейчас честь по чести, как положено, подарки будущей родне с собой взял. А если со мной что случится, так мой старший сын за мое слово ответит – ему тогда и в роду, и в группе за главного быть.

«В группе? От Журавля словечко-то. Не удивлюсь, если полностью это группа быстрого реагирования или ещё как-то так звучит. И вообще – охренеть три раза! Нет, три мало – десять. Это он пришел о помолвке договариваться? Хотя… тормозите вы, сэр, чего-то… Сами же решили, что он ролью посредника не удовлетворится – гарантии мужику нужны. Для него и его «группы». Пока не получит – разговора не будет. Он нам и так уже много козырей сдал».

– Значит, Боеслав? – Мишка посмотрел на Макара. Тот коротко прикрыл глаза. Ясное дело – согласен. – Тогда парня крестить надо, – обратился он уже к Медведю. Тот задержался с ответом лишь на мгновение.

– А ты сам христианин?

– А как же?! – удивился такому вопросу Мишка.

Медведь кивнул и спросил совсем уж неожиданно:

– За Лисовинов ты слово уже дал. А за себя дашь? В крепости все под твоей рукой ходят, Аристарх сказал – целая Академия Архангела Михаила у вас там. Отрока моего, раз он при сватах будет, в Академию эту вашу возьмешь? Назови плату – я принесу.

«Вот те на! Такому даже не палец – ноготь покажи, так он руку по самое горло оттяпает… А ведь он сейчас именно на вас, сэр, ставку делает – так что цените. И сына в Академию взять просит – даже свои, ратнинские, никто детей пока не отдает, бояре холопских ребятишек прислали, и то только из уважения к деду. По здешним меркам патриархального общества вы сопляк, с которым и говорить-то взрослому мужу зазорно, а не то что сыновей доверять. Как вы колотились, пока себя слушать заставили? То-то же, а этот – сразу… Так впечатлился анализом или уже знает про ваши туровские подвиги? И такое возможно… Но как бы там ни было, заиметь в личном активе два десятка «спецов», заботливо выученных дорогим Сан Санычем под себя, любимого, – это вам не жук начхал. Конечно, пока они не ваши, но аванс уже выдан – так что берите предлагаемый ресурс и не сомневайтесь. Обзаводитесь ещё одним перспективным воспитанником, сэр».