Вопреки приказу - Михаил Михеев

Нырнули – ну и что? Вначале пришлось прорываться сквозь атакующие порядки атмосферных истребителей. Жутко воющие машины, презирая, казалось, законы аэродинамики, вертелись вокруг неповоротливых транспортов и разом растерявших в воздухе свои скорость и маневренность кораблей прикрытия, клюя их со всех сторон. К счастью, их было немного, и, расстреляв боезапас, атмосферники ушли. За этим последовали почти часовой полет в стратосфере и попытка атаки объекта, города со странным названием Сталинград, где их транспорт словил в борт зенитную ракету и чудом не угробился. А вот идущий следом получил этих ракет аж пять штук и рухнул, сплющившись о землю, будто жестянка из-под пива, на которую наступили сапогом. Новая атака атмосферников, на сей раз куда более массированная и результативная, и, наконец, высадка. В стороне от города, до которого теперь предстояло топать пешком, и куда меньшими силами, чем рассчитывалось – от огня зениток и истребителей десант потерял половину транспортов. Воистину, правы были узкоглазые инструкторы, рекомендовавшие использовать для высадки первой волны десантные капсулы. Мудива лично говорил это командиру полка, но… кому интересно мнение лейтенанта?

И вот они уже сутки сидят в гнилом болоте, куда их загнала штурмовая авиация. Местные, белокожие трусы, даже не пытались сражаться, как положено мужчинам, лицом к лицу. Вместо этого они накрыли место высадки ракетами, а потом, пользуясь тем, что подкрепления десанту все не шли, принялись методично долбать его с воздуха. Ракеты и бомбы уральцев оказались хороши. Взрывались они одна за другой, с непередаваемой легкостью превращая десантников в кровавое месиво. В общем, прошло каких-то три часа, а от дивизии Мудивы народу осталось меньше чем на полк. И этим полком командовать пришлось как раз ему, потому что все, кто был старше по званию, включая командира дивизии генерала Нгози, погибли вместе с транспортом, в котором они сдуру решили устроить штаб. Ну и кому теперь командовать, как не первому лейтенанту, сумевшему в творящейся здесь неразберихе сохранить свой батальон? Он и командовал, вот только выхода из сложившейся ситуации не видел.

Их не только методично, пусть и не с той интенсивностью, что вначале, бомбили, но и ухитрились окружить. Сзади болото, впереди – лес, из которого, при любой попытке двинуться вперед, велся снайперский огонь. У соседей, судя по взрывам и столбам дыма, дела обстояли не лучше. Правда, это были всего лишь умозаключения, что реально творится вокруг, Мудива не знал. Связь была утеряна – помехопостановщики, да и вообще вся техника, которой пользовался противник, оказалась куда лучше имеющихся у нигерийцев образцов. Так что оставалось сидеть, не рыпаться и ждать ночи в надежде на то, что под покровом темноты удастся пойти на прорыв. Только вот куда? Этого Мудива не знал. Но и сидеть так тоже бесполезно, рано или поздно с соседними дивизиями покончат, и тогда группу Мудивы раздавят, как таракана тапком. Ожидание и ощущение собственного бессилия выматывали душу похлеще, чем еженедельная беседа с корабельным жрецом-контрразведчиком. Нет, все же эта война оказалась совсем не тем, к чему лейтенанта готовили…

А потом с неба раздался жуткий рев. Такой бывает, когда в атмосфере на малой высоте идет крупный боевой корабль. Помощь! Дождались! Мудива поднял голову и сделал это как раз вовремя, чтобы понять свою ошибку.

Это был не транспорт, а боевой корабль. Огромный настолько, что, казалось, заслонял полнеба, с хищными обводами и весь утыканный орудийными башнями. А еще на его приплюснутом брюхе были намалеваны опознавательные знаки Конфедерации. И Мудива вдруг с кристальной ясностью понял – им конец, против такой силы просто невозможно сопротивляться.

Но кто-то все же попробовал. Второй лейтенант Дед, всегда отличавшийся дурной храбростью (наверное, потому, что его прадед был белым и Дед всегда пытался доказать, что он не хуже чистокровных нигерийцев), поднял свой взвод, и они обстреляли звездолет из ПЗРК. Дебилы, чтоб хотя бы поцарапать такую дуру, требуется что-нибудь на пару порядков мощнее. В ответ одна из малых башен плюнула огнем, оставив на месте, с которого производился обстрел, воронку двадцати метров в диаметре. Земля вздрогнула, на спину вжавшегося в окоп Мудивы посыпались комья грязи и кусок жутко воняющего, обгоревшего мяса. А потом голос с небес потребовал, чтобы все они встали, бросили оружие и подняли руки вверх. И Мудива, которому – он понимал это теперь абсолютно четко – так и не суждено было стать генералом, подчинился. И каждому рядовому, и здесь, и в других точка высадки, сейчас или чуть позже, стало ясно: эту войну они проиграли.

– А красиво драпают. Вот уж не ожидал, что на этих таратайках настолько хорошие двигатели.

– Вот по этим двигателям и не промахнись, Ярослав, а то голову откручу.

– Не дождешься. Такого удовольствия я тебе не доставлю, – пропыхтел Вассерман, колдуя над своим пультом. Александров хмыкнул. Кому другому за подобные вольности пришлось бы драить сортиры до стерильного блеска, но Вассерман… Если опустить мелкие и незначительные детали вроде того, что это был профессор и лучший артиллерист Урала, а возможно, и всей Конфедерации (да бери больше – всей освоенной людьми части Вселенной), в сухом остатке выходил друг детства.

Да-да, так уж получилось, что простой еврейский мальчик Славка и не менее простой русский пацан Вовка росли в одном дворе. В далеко не самом благополучном районе и совсем не в столице. Вместе попадали в участок за кражи, вместе дрались, даже в поножовщине, было дело, участвовали. И вместе же, чтобы не сесть, подались в армию.

Правда, там пути их разошлись. Александров отслужил один контракт, остался на второй, потом училище и военная карьера. Выбор вполне логичный для парня с окраины, без особых перспектив, зато с амбициями. Ну а Вассерман, оттянув положенные три года, вернулся на родную планету и, как положено еврею из хорошей, но небогатой (мягко говоря) семьи, подался в науку. Варианты с искусством или юриспруденцией он отмел сразу, ибо не имел к ним никакой предрасположенности, а вот математика…

Вновь их пути пересеклись в преддверии большой войны, когда Вассермана вновь призвали под знамена. Ну а Александров как раз только-только получил звание контр-адмирала и формировал свою эскадру. В штабе логично рассудили, что ему будет проще найти общий язык с земляками. Тем более, он там регулярно появлялся, консультировал инженеров на верфях, да и командовал линкором, сошедшим с уральских верфей. Вот и направили свежеиспеченного флотоводца на родную планету, где эти двое снова встретились. Снова, конечно, понятие относительное – они знакомство так и не прерывали. Просто сейчас Александров забрал старого друга на свой флагман, а Вассерман по ученой простоте, которая хуже воровства, не скрывал от команды, что знает адмирала уже далеко не первый год. Вот и общались адмирал и оставшийся, несмотря на погоны, глубоко штатским человеком профессор несколько не по уставу. Впрочем, обоих уважали, а потому смотрели на происходящее как на маленькую чудаковатость. Тем более во всем, что относилось к службе, Александров вольностей не позволял. Ну а перекошенная морда Лурье волновала адмирала в последнюю очередь.