Мой бодипозитив. Как я полюбила тело, в котором живу - Тесс Холлидей

Я ни секунды не жалела о том, что не получила аттестат в классической школе, оставаться в Уэст Джонс было просто непосильно. Мне было плохо в старшей школе, и успеха там я бы не добилась. Работы у меня тогда не было, и я нашла удобное мне альтернативное образование.

Полагаю, что для многих школа была отвратительным местом, но на самом деле не все так плохо. Школа – это лишь один из этапов жизни, и не там предопределяется судьба человека. Если что-то делает вас несчастным и вы хотите улучшить свою жизнь, то стыдиться тут нечего.

Само собой, я иногда сожалею, что не смогла постоять за себя. Осознай я тогда, что те, кто надо мной измывался, на самом деле не имели никакой власти над моей жизнью, я бы с чистой душой их игнорировала. Ах, если бы я только знала, что годы спустя мои истязатели будут по-прежнему сидеть в том же тоскливом городишке, а я буду заниматься любимым делом, путешествовать по всему миру и создавать собственный бренд одежды. Но тогда я этого не знала и позволила им лишить меня счастья и покоя.

Наверное, я всегда знала, что моя судьба ждет меня за пределами родного городка (из которого мне невероятно хотелось уехать), но мне все равно досадно, что тогда я не понимала своей уникальности.

У меня по-прежнему бывают моменты, когда я словно возвращаюсь в школьные годы и чувствую себя никчемной. Как правило, это происходит, когда мне кажется, что я являюсь объектом пристального внимания и не соответствую ожиданиям.

Мне кажется ироничным, что двое из тех, кто в школе обращался со мной как с дерьмом, в какой-то момент написали мне в личные сообщения на Facebook, чтобы поздравить меня с успехами.

Одна из них даже написала: «Ты всегда была классной, я знала, что ты непременно станешь успешной».

Я бы наверняка не стала ворошить прошлое, если бы она извинилась, но меня взбесило то, что она не удосужилась признать, что мучила меня.

«Знаешь, тебе стоит задуматься о том, какие последствия могут быть у твоего поведения, – написала ей в ответ я. – В школе ты причинила мне много страданий, и тебе стоит об этом поразмыслить».

Извинений я так и не дождалась. Ну и ладно.

Ник прекрасно умеет напоминать мне, что я должна верить в себя и не обращать внимания на то, что думают обо мне другие. Он прав, я не обязана никого впечатлять, и мнение чужих людей не имеет значения, но мысль о том, что надо ориентироваться на общественное мнение, слишком долго была частью меня; я стараюсь, но порой мне непросто.

Когда ты освобождаешься от влияния окружающих, быть стойким становится куда проще.

Мне безумно хотелось убраться из Лорел. То, как со мной поступил Брэд, уничтожило мою самооценку, а в родном городе мне все напоминало о наших отношениях. Иногда меня настигали воспоминания о том, как он критиковал мое тело, и тогда я ненавидела себя.

– Ты отвратительно выглядишь, – говорила я себе в минуты слабости. – Ты просто омерзительна.

Оставаться в Лорел было невыносимо именно потому, что там меня захлестывали такие эмоции. Почему мне хотелось так жестоко с собой обращаться? Ведь мне не хотелось так себя воспринимать, значит, я должна была изменить ход своих мыслей. Я убеждена, что если в жизни что-то не складывается, то человек должен проявить инициативу, набраться храбрости и выйти из зоны комфорта. Шаг за шагом я пришла к осознанию, что расправить свои крылья я смогу только тогда, когда покину Лорел. Только так я смогу получить от жизни то, что хочу, и полюбить себя.

Помимо дурных мыслей из-за Брэда меня угнетало то, какую бурю я без какого-либо злого умысла подняла в нашей церкви.

Это случилось тогда, когда я пригласила Аманду, свою подругу из школы для взрослых, и ее парня Тимми Лу в нашу церковь.

Мы пришли на службу втроем и устроились в задних рядах. Аманда и Тимми Лу вели себя безукоризненно – подпевали, даже если не знали слов гимна, внимательно слушали пастора. Когда служба закончилась, я осознала, что в церкви стоит предгрозовая атмосфера. Никто не подошел к нам, и никто ничего не сказал, но я чувствовала, как нас прожигают неодобрительными взглядами. Меня охватило отчаяние: неужели они так реагировали на нас потому, что Тимми Лу был афроамериканец?

Через пару дней, когда мы с мамой и Тадом ужинали за кухонным столом, у нас зазвонил телефон. Трубку взяла мама; я видела, как вытягивается ее лицо от того, что ей говорят.

– Мне кажется, или в Библии написано: «идите, научите все народы, крестя их», и речь идет не только о белых людях? – спросила она и положила трубку. Она явно была расстроена.

– Кто звонил? – спросила я.

– Не знаю, – ответила она. – Но они спросили, что пытается доказать моя дочь, приводя в нашу церковь «таких людей».

Услышав это, я пришла я ярость и смятение. В глубине души я надеялась, что мне показалось, будто прихожане так отреагировали на присутствие Тимми Лу, но теперь мои опасения подтвердились. Неужели мы каждое воскресенье искали единства в молитве с людьми, у некоторых из которых были такие предубеждения? Получалось, что да, и мое терпение лопнуло. Я покончила с ними раз и навсегда.

Для мамы это тоже стало ударом, и она поклялась больше никогда не переступать порога этой церкви. Ее вера была сильна, но несправедливость произошедшего потрясла ее до глубины души. К сожалению, это привнесло напряжение в отношения мамы с бабушкой и дедушкой. Они ходили туда всю свою жизнь, и их родители покоились на кладбище этого прихода. Они умоляли ее забыть о случившемся и вернуться в общину, но ее было не переубедить. Маму наверняка бы приняли обратно и не подвергли остракизму, но она туда больше никогда не приходила. Она перешла в другой приход, и новая община приняла ее с распростертыми объятьями. Я по сей день горжусь тем, что она отказалась мириться с отвратительным расизмом по отношению к тем, кто был мне дорог.

Мне окончательно надоели недалекие жители Лорел. Я уволилась из «Subway» и переехала в Вудсток, штат Алабама. Там я поселилась с отцом, его женой Лизой и моим продолжающим увеличиваться выводком братьев. Габриэлю уже исполнилось три года, а Лиза незадолго до моего приезда родила мне еще одного брата, Хантера. Тад был не в восторге от младенцев и маленьких детей, а посему жил отдельно, в помещении над гаражом, переделанном в жилую комнату. Мне же предстояло жить в доме вместе с остальными, в гостевой комнате.