Первая мрачная ночь - Маргарита Малинина

– Но я ведь в магазин ходила, – слегка пристыженно припомнила Грачева-нахлебница. – И вообще, я гостья!

– Гость – как в горле кость! – незамедлительно отпарировала я.

Татьяна на первых порах оторопела, но затем что-то обмозговала и сообщила:

– Давай я лучше ведро буду выносить.

Ведро и впрямь было полным, только эта головная боль всю жизнь папина прерогатива, она входит в короткий список его обязанностей по дому, потому у меня даже в мыслях не было переложить тяжкий крест на хрупкие грачевские плечики. А что? Будет очень неплохо, хоть какая-то помощь.

Новоиспеченный носильщик тяжкого креста вышел в прихожую и начал шумно обуваться, предварительно вынеся туда с кухни ведро.

– А ты знаешь, где у нас помойка? – озабоченно поинтересовалась я.

– Да, – донеслось из коридора.

Ну и славненько! Когда хлопнула входная дверь, я как раз начала убирать крошки со стола, думая о Таньке. В общем, она человек-то неплохой, понятливый, только вот немного набалована. Но у кого этого греха недостает хотя бы в маленькой степени?

Неожиданные мысли приходят всегда неожиданно, вот и меня одна такая посетила, когда в руке уже, еле вместившись, теснились все собранные со стола крошки и я поняла наконец, что же натворила Танька. Вернее, еще не натворила, но вот-вот обязательно натворит.

С этим я и вылетела в прихожую и, отворив дверь, крикнула в подъезд:

– Тань! Стой! – И одновременно со своим ором услыхала, как хлопнула входная дверь, поняв, что Грачева меня, увы, не слышит.

Ну что же это такое за наказание?!

Поблагодарив Бога за то, что у нас не английский замок, я вылетела из квартиры, хлопнув дверью, и полетела вниз по ступеням, лелея в душе надежду догнать Рыжую. По дороге – как же без этого – потеряла одну тапочку, но заметила это, уже пролетев один пролет, а возвращаться тогда для меня было равносильно смерти, и об оставленной тапке пришлось забыть.

– Таня-а-а-а! Грачева! – орала я, выбегая почти босиком на грязный и покрытый после вчерашнего ливня обильными лужами асфальт и распугивая весь двор, но было поздно: Таня уже вплотную подходила к одному из баков и сделать что-либо, противоречащее ее запрограммированным действиям, было невозможно. – Сто-о-ой!! – несмотря ни на что, все еще надеясь на удачу и пуще некуда распугивая двор, завизжала я так, что у самой уши заложило, и помчалась, не чувствующая собственных ног и абсолютно глухая, к помойке, где приятельница уже, взявшись за ведро обеими руками и подняв его на уровне носа, начинала автоматически переворачивать.

До того места, где она стояла, я добежала в пять секунд, побив собственный рекорд по забегам на близкие дистанции, но ведро уже было безжалостно перевернуто, а сама Танька, занятая какими-то своими интереснейшими мыслями, соизволила меня заметить не ранее того, как в бак перекочевал последний фантик.

– Юля?

– Ду-ура! – взвыла я. – Ну погоди у меня, Рыжая!

– Да в чем дело-то? Что я сотворила?

– Ведро! – заявила я, будто для Таньки это что-то проясняло.

– Ну?

– Там был мешочек.

– Может быть, – напрягла она извилины, отвечающие за внимание.

– Не может быть, а был! А в нем была заначка, – чуть понизив голос, раскрыла я государственную тайну.

– Как? У вас и в ведре?! – Я кивнула. – Ну даете! Но я ж не знала, – стала она оправдываться, да я отмахнулась: даром ясновидения человек не обладает, какая тогда на нем может быть вина? – и, приподнявшись на цыпочках, заглянула в бак, собираясь там рыться хоть до ночи, если придется, пока не найду приятный глазу салатовый мешочек на завязочке, ведь это главный мамин сейф. Но случилось непредвиденное: поверх бака я углядела, как в наш двор свернул черный «БМВ» и спокойно покатил себе к моему подъезду. Кровь со страшной силой запульсировала в висках, из подмышек и со спины теплыми струями покатил вниз по телу пот, а я оставила-таки бак в покое и, не отрывая взора от Колькиной иномарки, обратилась к Рыжей:

– Сколько времени? Быстро!

Та глянула на наручные часы.

– Без двадцати четыре. А что?

– Господи! – посмотрела я на небеса. – За что ты меня так не любишь? – Да, впервые в жизни я была не рада появлению Хрякина, наверное, просто была не в том виде и не в том месте, чтобы хотеть быть увиденной им. – Танюсь, ты мне подруга? – заканючила я, оторвавшись от облаков.

– Что нужно сделать?

Да, удивительной практичности человек.

– Ты ведь в туфлях? – Она утвердительно кивнула. – Видишь «БМВ» у нашего подъезда? Это мой любимый человек, и я…

– Черный? – обидела она меня.

– Почему черный? Он русский.

– Нет, автомобиль черного цвета? В моделях и марках я не разбираюсь.

– А, ну да, черный. Так вот, он приехал раньше и ждет меня. А я в тапочках. Даже в одной тапочке.

Тут Грачева сразила меня наповал. Знаете, что она сделала? Молча разулась и обула мою единственную тапочку.

– Вторая? – вкрадчиво осведомилась она.

– На лестнице, между первым и вторым.

– Ясно, что с деньгами делать?

– Ничего, Танюш, я все сама сделаю. Только, – оглянулась по сторонам: парочка любопытных бабушек внимательно следила за происходящим, точно в кинозале сидела, – только когда стемнеет, чтобы никто не застукал на месте преступления. Ты сейчас со мной не иди, ладно?

Подруга меня поняла (с этих пор я стала считать Грачеву практически на законных основаниях своей задушевной подругой – как известно, друг познается в беде) и, заговорщицки подмигнув, заныкалась за мусорным баком, а я, уже более уверенная в себе – как-никак в туфлях, хоть и тридцать седьмого размера, обутого на мой тридцать девятый, – прихрамывая, поковыляла навстречу своей мечте.

Мечта мне обрадовалась, но заметив, что я хромаю, тут же расстроилась.

– Что с ногой? – спросил он, едва мы тронулись с места.

– Да вот… мозоль натерла.

Минут через тридцать мы, въехав в Лугинск и поплутав по улочкам, влились в интенсивный поток машин, колесивших по широкому шоссе, которое и вывело нас к крупному зданию банка под названием «Филлиат».

– Как мы будем действовать? – схватившись за ручку двери и собираясь ее открыть, спросила я.

– Мы?.. Я полагаю, тебе лучше оставаться здесь.

– Почему?

– Во-первых, каждый шаг доставляет тебе боль, а я не хочу, чтобы тебе было больно. Во-вторых, помнишь, что мы решили относительно Федоткина? Что он может быть убийцей, – ответил Николай на поставленный им самим вопрос. – Следовательно, это может быть опасно.

Я ахнула, а Колька потянулся на заднее сиденье и извлек оттуда на свет божий кожаный дипломат.