История села Мотовилово. Тетрадь 5 - Иван Васильевич Шмелев

– Вот это лектор! Вот это Голова! – и к лектору:

– Спасибо тебе, уважаемый товарищ, уж больно ты понятно и увлекательно баял. Был как-то у нас тут тоже лектор, кажись, тоже из Арзамаса, так тот разговаривал с нами, мужиками, на таком научном и непонятном нам языке, что я то понятливый человек, и то ни хрена не понял, а некоторые мужики на лекции совсем спали. Видать, он в нашем сельском хозяйстве ни бе ни ме не понимает, у него и диплома-то не оказалось. Я проверял, баит, дома оставил. Ты будь добр, приезжай к нам ищо когда-нибудь, а я к тому времени слушателей подберу, сагитирую и подготовлю особенно. Я увлекаюсь этой самой как её ни назовёшь, агрономия что ли! – настойчиво упрашивал лектора Николай, желая вплотную познать агрономию.

– Ладно, как-нибудь еще приеду, загляну, – пообещал лектор, видя, что его лекция заинтересовала мужиков, особливо этого приземистого, рябоватого и простоватого человека Николая.

Наряду с культурными предприятиями для народа, государство рабочих и крестьян на основе смычки разрешило и всячески потворствовало открытию на селе для увеселения народа пивных. Ведь в старину почти в каждом селе на самом видном месте были же питейные дома и кабаки, так чем же хуже мы, в наше свободное от рабства время. Ведь русская трудовая душа всегда жаждет о вине, всегда склонна к веселью и куражу.

В Арзамасе открыли новый трактир «Золотой Якорь». В Мотовилове в просторном пятистенном доме Степана Крутилушкина в Кужадонихе была открыта пивная – пристанище мужиков и удалых парней. Буфетчиком поставили чернухинского парня Демку Горюшина. На углу дома прибили дощечку вывеску «Пивная». К этому слову кто-то своей рукой добавил «Золотое дно!».

Сидят в пивной мужики и парни, пивцо попивают, иногда и «рыковку», закусывают колбасой, довольствуются, блаженствуют, курят, пуская дым кольцами и коромыслом, сквернословят, душевно разговаривают, плюют, харкают на пол.

Прослышалось в народе, что в некоторых бутылках с водкой на бумажных подпробочных прокладках встречается иногда изображение Рыкова. Кто обнаружит и будет обладателем этого изображения, тот получит вознаграждение от казны – червонец. Воодушевленные этим мужики и парни нарасхват берут водку в потребилке, пьют водку дома или с торжеством несут ее в пивную и там, делая «ерша», распивают.

Ввалилась в пивную ватага парней-женихов, среди них сельский ухарь Федька Лабин. Уселись за стол, заказали дюжину пива. Колька Лаптев извлек из кармана бутылку водки, обратился к Федьке:

– Федьк, спроси у буфетчика штопор.

– Дайка сюда бутылку-то! – Федька бесцеремонно выхватил из рук у Кольки бутылку и ребром донышка стукнул ее об пол – раскупорил без штопора. Пробка, вылетев из горлышка, как мячик, запрыгала под столом. Федька ловко поймав ее на лету и отколупнув от пробки бумажку, потянулся к свету, рассматривая, громогласно провозгласил:

– Не с Рыковым ли!?

Изображения Рыкова не оказалось. Принялись за питье водки, за распитие пива и за закуску. Где выпивка, там крупный разговор, который незаметно переходит в спор, а спор способен перерастать в драку.

– Эх, мы его тогда в школе и отволтузили. После такой взбучки долго помнить будет. Думаем, охоту на всех налезать надолго у него отбили! – бахвалился Колька Лаптев.

Этот-то разговор и уловил одним ухом Минька Савельев, сидевший со своими товарищами за одним из столов, они тоже угощались. Он Колькин разговор принял на свой счет и понял, в чей огород кидает камешки Колька, потому что Минька с Колькой еще в школе дрались.

Подмигнув своим друзьям, недолго думая, Минька подскочил к Кольке и вызывающе сказал:

– Слушай-ка, за тобой еще должок остался! – и, не ожидая объяснений, он с размаху и силой прислонил свой увесистый кулак к Колькиному уху.

– Это за что? – недоумевая, спросил Колька.

– Сам знаешь за что, а если не знаешь, не поспи ночку, покумекай, тогда догадаешься, старый должок за тобой был теперь квиты.

Колька, чувствуя в Федьке поддержку, встав с места, взбунтовался. Хотел Миньке дать сдачи, но столпившиеся вокруг их полупьяные мужики разгореться драке не дали. Миньку как тутошнего жителя защитительно подзадоривали:

– Парень, не воробей, ввязался в драку, не робей! – услышал Минька чей-то ободряющий голос сзади.

– Это чей парень-то? – спрашивали.

– Минька Савельвев. Видать, силенка-то есть. Он у них и так драчун, на всех налезает!

– А ты, Миньк, двинь ему по зубам-то, он и успокоится! – поддерживали Миньку и товарищи.

– Ввали им под девятое-то ребро!

Минька так и сделал. Торчмя, кулаком ударил Кольку в зубы. От боли Колька нагнулся, на стол выпал у него изо рта окровавленный осколок зуба. Федька в защиту Кольки не пошёл, в драку не ввязался, потому, как и у него во рту тоже не хватало ползуба за применение двух-орловой монеты во время игры в деньги. Как-то в Покров во время игры в деньги Минька и ему саданул по зубам. На этом скандал и драка окончились. Некоторые пьяные мужики и парни вышли из пивной на улицу, некоторые остались в помещении. В пьяной разношерстной толпе почти всегда перебранка и споры.

На улице около пивной о чем-то заспорили Мишка Крестьянинов с Митькой Кочеврягиным. С давних пор между ними затаилась вражда. В святки Мишке накинул Митька на голову мешок, и Мишку побили втёмную. Обзывая друг друга на всякие манеры, они, как разъярённые петухи, готовы были ринуться в драку.

– Рыжий теленок! – обозвал Мишка Митьку.

– А ты курносый, нос у тебя, как чекушка от заднего колеса.

– Эх, я тебе и вмажу!

– А я тебе салазки назад загну!

– Я тебе жагну, а хошь, я тебе рёбры пересчитаю!

– Ты у меня довякаешься! Вот заехать по харе-то, и будешь знать!

– Я тебе так заеду, два дня просмеёшься, а на третий сдохнешь.

А столпившиеся вокруг полупьяные мужики и парни, покачиваясь во хмелю, на морозе греясь, обоюдно толкая друг друга в бока, задорно балагуря и усмехаясь, подзадоривали расходившихся вовсю Мишку и Митьку:

– А вы вместо ругани-то подеритесь «по-любе».

Подзадоренные этим, они вцепились друг в друга и начали волтузиться, приминая снег.

– Ты чего с ним так долго валандаешься, клади его на обе лопатки и дело с концом! – неизвестно кого подзадоривал Николай Ершов, стоявший тут же только поодаль.

– А ты его лаптёй, лаптёй под дыхлы-то, – подтравляли мужики.

Митька, изловчившись, ударил Мишку кулаком в грудь, тот с копылков долой упал на снег, закорчился от боли. Митька поддал ему пинка.

– Ты что же так дерешься «по-любе»! А поддал под вздохи лежачему, ты рази не знаешь правила, лежачего не бьют! – стал урезонивать Митьку Ванька Федотов. –