История села Мотовилово. Тетрадь 5 - Иван Васильевич Шмелев

Не в пример частнику, кооперативной торговлей зачастую руководят неспособные к торговле, склонные к бюрократизму и самообеспечению, невежественные люди. Так и в Мотовилове. Потребительской кооперацией, а по-простецки, «потребилкой» управляла и заворачивала нечестная, весьма сомнительного поведения разгульная, жуликоватая компания: председатель – Лабин Сергей Никифорович, закупщик товаров – Васюкин Сергей Григорьевич, бухгалтер – Лобанов Яков Иванович (впоследствии алкоголик), их ревизор – Лобанов Василий Федорович, продавец Митрий Грунин и прочая к ним примыкающая шатия прихлебателей, причиндалов и подхалимов, нахальная братия.

Деятельные правленцы кооперации заботились не только о сборе и пополнении паевых взносов (вначале пять рублей) с членов пайщиков, но не забывали и о себе, снабжали свои алчные душеньки всем, чем могли, а особенно вином и изысканной закуской. Они частенько устраивали вечеринки, превращали их в вакханальные оргии, приглашая туда гулящих смазливых женщин вроде Дуньки Макаровой, Пашки Муратовой – «Кокурочки». Иногда же вечеринками соблазнялась интеллигенция: учитель Лопырин Е.С. и сельские учительницы Надежда Васильевна с сестрой Александрой Васильевной Беляевы.

Правленцы не столько заботились о том, чтобы как лучше снабдить и обеспечить народ всем необходимым товаром, сколько о том, чтобы в их лавке-потребилке бесперебойно была водка «рыковка», и не переводилась колбаса – закуска. У частника же зачастую в маленькой, едва вмещающей пять человек-покупателей, было все: от белого хлеба-калача и рыбы до керосина и дегтя. А об разворотливости, услужливости и поворотливости, и говорить не приходится. Они даже товар обменивали прямо на каталки – изделия сельчан.

К тому же нельзя умолчать и о том, что приказчики в потребилке были грешны и в обсчёте, в обвесе и в обмере покупателей. Как говорится, «на свой аршин мерили».

Пришла к Савельевым Анна Крестьянинова, и прямо с порога известила новость:

– Эх, в потребилку и навезли товару всякого много!

– А чего всего-то? – осведомилась Любовь Михайловна.

– Всякой всячины, прямо-таки глазом не окинешь! – уточнила Анна. – А ситцу этого, сатину и миткалю прямо непробор – целые тюки на поставе разложили, вообще привезли полно разных разностей. Икры бочонок и тарашки целую тару.

– А почему тарашка-то? – поинтересовался Василий Ефимович.

– Я сама-то не знаю, я не за тарашкой ходила, а за миткалем. Я стояла в очереди за ситцем, а народу в лавке-то набилось, как чертей в сумку, только до прилавка-то меня допятили, а сзади как напрут, меня из очереди-то и выпихнули. И не пришлось купить-то. Какая жалость! Право! Только бока, да вся рубаха от поту мокра, что никакому ситцу и не рада стала, – сокрушенно жаловалась она соседке. – Да еще больно приказчик-то копотный, больно вяло товар-то отпускает: ждешь-ждешь, так и не дождавшись. Иной раз глядишь-глядишь на его неразворотливость, с досады плюнешь и уйдешь ни с чем, – распекала Анна продавца за его неповоротливость.

– У него надлежащего развороту нет, – поддержал в критике Анну Василий, а сам взял шапку в охапку и, одевшись в пиджак-френч, направился к двери.

– Ты эт куда? – спросила его жена.

– Пойду схожу, доскочу до потребилки, проведаю, может, в самом деле привезли чего новенького. Погляжу, возможно, купить придётся.

При подходе к лавке из отворенной настежь двери Василия обдало паром нагретых людских тел и приятной для носа помесью запахов: колбасы, селёдки, кренделей и керосина. Василий, еще не осмелев, чтоб втиснуться в беспорядочно набитую толпу в лавке, с порога прислушался к гудучему разговору покупателей и продавца. До его уха от прилавка донёсся разговор следующего содержания. Баба, продвинувшись в толпе к самому прилавке, наивно и спроста просила у продавца:

– Митрий, нет ли у тебя чего из штанов, мне бы с метрицу на портки мужику надо, а мне бы для самой ситцу четверть красного под сарафан!

– Есть, да мне самому в штанах-то спонадобится, – узрев в просьбе покупательницы пищу для вульгарщины, отшутился Митрий, – а что касаемо четверти красного под сарафан, то это всегда можно, – под общий гогочущий одобрительный смех млевшей от тесноты и пота толпы, отчеканил Митрий.

Пользуясь минутным весёлым пересмехом толпы в лавке, Василий незаметно втиснулся в густой переплёт разомлевших мужичьих и бабьих тел. Немножко поддав, он протолкнулся к самому прилавку. Взору Василия предстала целая куча подержанных чайных приборов, лежащих на полке и, видимо, предназначенных к продаже. Покончив с злополучной бабой, Митрий принялся отпускать товар стоявшему в очереди мужику, который убедительно упрашивал Митрия отпустить ему керосину, гарного масла, лампу и пузырь к лампе.

– Лампу с пузырем отпущу, а за керосином с маслом придёшь завтра. Этим товаром мы торгуем только по субботам.

– Это почему же? – негодовал мужик.

– Потому что керосин-то с маслом находятся во дворе. Я из-за твово керосина народ из лавки высылать не стану! Ящик с деньгами и товар на людей не оставишь! – урезонивал Митрий покупателя, указывая подбородком на приборы.

Улучив нужный момент, Василий полюбопытствовал у Митрия:

– Эт что, Митрий Иваныч, посуда-то чайная продаётся, ай как?

– Конечно, продаётся! Ее только вчера ночью привезли из Арзамаса, там в трактире всю обстановку и посуду меняют на новую, вот старую-то в продажу и пустили. Конечно, ведь каждая вещь не вековечна. Там хотят открыть современный трактир, «культурную столовую».

– А почём?

– Дарма! Только на выбор дороже!

Выбрав, которые получше чашки и блюдца, Василий подобрал для своей семьи дюжину приборов. Цена их оказалась весьма сходственной. Он, уплатив деньги, собрался вылезать с покупью из лавки. В лавке в толпе тревожно загудели, забеспокоились, шлепая гулами над ухом, зашептались, зашушукали:

– Да ты сам кошелёк-то обронил или его у тебя вынули? – допрашивали Кузьму Оглоблина, который, растерянно и тревожно обхлопывая себя ладонями по бокам, безнадёжно искал утерянный кошелёк с деньгами.

– Кузьма! Здесь, кажись, был и шнырял между нас Костька Шовяков, а теперь его что-то не видать. Быть он у тебя кошелёк-то стибрил, – оповестила Кузьму словоохотливая какая-то баба.

– Он на это способен и в воровстве заядлый специалист! – поддержал доводы бабы кто-то из мужиков. Он и по домам-то под замок лазит. Почти в каждый праздник в обедню, когда добрые люди в церкви, он залазит и ворует деньги, особенно у одиночек, – добавил обличений к Костькиным проделкам и еще один слободский мужик.

– Да сколько вор ни ворует, и острога не минует! – сказала баба.

– Чужое добро в прок не пойдёт, – поддержала ее другая.

– Обронил ли, украли ли, только в кармане у меня не осталось ни копья! – доложил публике Кузьма. – Хотел ситцу на рубахи ребятишкам купить, а хвать – тут такая оказия получилась.

– Какая жалость! – сочувственно охая, вздыхали бабы.

– Ты, Кузьма, на полу поищи, не обронил ли, – советовали ему.

– Нет, ищи, не