К югу от Вирджинии - Валерий Бочков

Класс заржал, Полина замерла в ожидании бури. Однако директор засмеялся вместе с учениками. Она тоже улыбнулась, уже совершенно не понимая ничего.

– Ленц, как всегда, решил заострить вопрос, – директор довольно потер подбородок. – И он прав! Закрывать глаза, притворяться, что проблемы не существует, значит загонять болезнь вглубь, делать ее хронической.

Ленц, тот самый черноволосый красавчик, которого Полина видела у Веры, скрестив руки, манерно обвел класс победным взглядом. Этот тип Полине тоже был знаком по школе, этих она тоже недолюбливала.

Очкастая Хильда тут же встряла:

– А в «Докторе Живаго», – Хильда явно болезненно переживала любую конкуренцию. – Там этот вопрос решается писателем аморально!

Ленц, лениво повернув голову, бросил в ее сторону:

– Зато рационально!

Класс снова засмеялся. Хильда резко сняла очки, без них она оказалась настоящей красавицей, румяной и сероглазой, с волевым, чуть тяжелым подбородком и острыми скулами, которые могут придать тяжесть лицу где-то после тридцати. Ленц снисходительно ухмыльнулся:

– Доктор Живаго мастерски пудрит мозги обеим подругам, эксплуатируя миф о загадочности русской души, при этом без особых угрызений совести вступает в сексуальную связь как с женой, так и с любовницей. Ведь так, мисс Рыжик?

Класс замер. Кто-то уронил карандаш. Ленц тронул волосы за ухом и нагло уставился на Полину.

– В принципе… – получилось сипло, Полина прокашлялась, чувствуя, как щекотная струйка скользнула между лопаток и, пробравшись под резинкой трусов, побежала вниз. – Но нельзя… – она кашлянула еще раз. – Нельзя упрощать взаимоотношения между героями до фрейдистского примитивизма, необходимо учитывать исторические и социальные факторы, важно разглядеть движения души… – Полина сглотнула, она уже сама не понимала, что говорит, но с обреченностью продолжала:

– Движение души героя. Это как путешествие: душа растет, каждое испытание учит героя, а вместе с ним учит и читателя… – Полина ясно представила деготь и перья, в дальнем углу ее сознания кто-то вопил: заткнись же ты наконец, дура!

– Чудесно! – перебил ее Ленц. – Мисс Рыжик виртуозно продемонстрировала, что подразумевается под феноменом так называемой «загадочной русской души», – он пальцами показал кавычки.

Класс загалдел; за Ленцем сидела грудастая нервная блондинка, она подалась вперед и что-то зашептала ему в затылок, а он добродушно улыбнулся, приоткрыв влажные губы, и кивнул. Полина узнала блондинку, это была порочная медсестра с маскарада. Медсестра вскинула руку и, не дожидаясь разрешения, громко спросила:

– Господин Галль! А это правда, что Колинда загрызла бродягу у озера?

Директор недовольно сунул руки в карманы. Полина только сейчас заметила, что он одного с ней роста, до этого он ей казался гораздо выше.

– Шарлотта! – строго обратился он к медсестре. – Вы взрослый, образованный человек. Как вам не стыдно говорить такие нелепости?

Класс загудел, Ленц, не повышая голоса, произнес в сторону:

– Отец с кем-то говорил по телефону, сказал: точно, Голодная свадьба – на шее следы от зубов.

Ученики заголосили, конопатый, хулиганистого вида парень ухватил себя за горло и принялся душить, пуча глаза и могильно хрипя. Очкастая отличница делала вид, что она здесь вообще случайно, Ленц, откинувшись назад, чопорно разглядывал свои ногти. Полина облегченно выдохнула – о ней, похоже, на время забыли. Она перебирала варианты, как ей выпутаться из этой авантюры. Остаться один на один с классом она могла минут на десять, максимум на пятнадцать, уж никак не дольше двадцати. Эти дети пугали ее, они видели ее насквозь, знали, что она никакая не учительница, а безработная самозванка. Обычная неудачница.

«Скажу директору, извинюсь – ничего страшного, он, похоже, славный и добрый, он поймет». Она искоса поглядела на Галля, директор улыбался, слушая несколько человек сразу, разнобой голосов в ее голове сливался в упругий шум, она не понимала ни слова. На стене висела старинная гравюра с каравеллой, в углу картины щекастый пузан, изображая ветер, дул изо всех сил в тугие паруса. Там еще была какая-то затейливая надпись, но разобрать ее не удалось.

«Да-да, вот так, на всех парусах! Ну какая я, к лешему, училка?» От принятого решения сразу стало легко, Полина даже заулыбалась. Происходящее в классе странным образом отодвинулось на задний план, перестало иметь значение. Полина стала смотреть в окно, там собирался дождь, булочник прятал тележку с калачами под навес, порыв ветра задрал полосатую маркизу на кондитерской и заодно юбку у проходящей мимо дамы. Где-то сухо, как выстрел, грохнули ставни, улица потемнела, словно кто-то решил, что праздник кончился и пора гасить свет.

Настроение испортилось, ее расстроило, что придется уезжать в дрянную погоду. Ну и ладно, подумаешь, дождь, попыталась она подбодрить себя. Но вдруг поняла, что дело тут вовсе не в дожде. Просто ехать отсюда ей было некуда.

За окном хлынул ливень, капли бойко заколотили по жести карниза, ученики, вытянув шеи, уставились на улицу. Директор, поймав растерянный взгляд Полины, чуть улыбнулся и незаметно подмигнул.

«Скажу все как есть. – Полина сидела в кресле, разглядывая персидские узоры ковра на полу директорского кабинета. – Что я их боюсь, что я не умею преподавать, что все это учительство – глупая авантюра».

Директор закончил один разговор, тут же ткнул в селектор, попросил соединить с шерифом.

– Ну что ж ты, старик? Не ожидал… – Директор подбросил и ловко на лету поймал монету. – Сын твой сейчас на весь класс про зубы… – монета снова взлетела до потолка и шлепнулась прямо в ладонь. – Да я понимаю… Да понимаю…

«Этот томный красавец – сын того боровика в белой шляпе и лаковых сапогах?» – удивилась Полина, наблюдая за монетой.

– Ну что, испугались? – директор бросил трубку и, смеясь, обратился к Полине: – Решили бежать?

– Господин директор… – решительно начала Полина.

– Герхард, зовите меня Герхард. При детях можете мистер Галль, хорошо? А то все эти официальные церемонии только отвлекают от дела. Договорились?

Она кивнула и тут же пылко продолжила, словно боясь потерять кураж:

– Мистер Герхард… Галль… Я ж не учитель, я ж думала, будут дети, детишки, – она ладонью показала рост, отмерив два фута от пола. – Сказки Пушкина, «Записки охотника», белеет парус одинокий в тумане моря голубом… – Последняя фраза непроизвольно вырвалась на русском.

– О! – Герхард Галль вскинул брови. – Что это?

Она махнула рукой, закусила губу, боясь расплакаться. Опустив голову, сжала кулак до белых костяшек. Герхард быстро обошел стол, присел на корточки перед ней.

– Я все понимаю… – сказал он тихо, уверенность его голоса передалась Полине, ей вдруг показалось, что директор не только все понимает, но и знает, как это исправить. Герхард тронул ее руку, улыбнулся.