К югу от Вирджинии - Валерий Бочков

Полина поразилась перемене: Вера бисквитно-плюшевая вмиг обратилась в Веру железобетонную. Словно угадав мысль, она повернулась и сладко улыбнулась Полине:

– Выпускной класс. Ваши…

Полина ожидала увидеть мускулистого прыщавого наглеца, но Ленц оказался невысоким брюнетом с красными губами и явной примесью то ли итальянской, то ли испанской крови. Войдя, он притворил дверь, тихо поздоровался. Он простодушно разглядывал Полину, та, смутившись, опустила взгляд, успев заметить, что глаза у Ленца светло-серые, а ресницы темные и по-девичьи длинные. И еще румянец на скулах, тот, почти малиновый, особенно яркий на смуглой коже.

Вера Штаттенхаммер отчего-то тоже смутилась и спросила тусклым голосом:

– Михаэль, зачем же змею в школу?

Улица Розенкранц, вопреки пышности звучания, на деле была окраинным закоулком, упиравшимся в старое кладбище. Дом номер семнадцать оказался предпоследним, следующим был запущенный двухэтажный особняк с линялым флагом и решетками на окнах. Полина вышла из машины, поглядела на серые кладбищенские камни, унылых ангелов и седые кресты, вздохнула и потащила чемодан на крыльцо.

Замок открылся легко, пахнуло сухими досками. Полина сразу вспомнила, что так пахло на летнем чердаке в их доме, там был сундук со старыми журналами, какие-то пыльные коробки, две пары лыж, которые так никогда и не увидели снега.

Оставив входную дверь нараспашку, Полина тихими шагами обошла первый этаж – тесная прихожая вела в гостиную с камином и двумя мутными окнами; она провела пальцем по подоконнику – пыль, между рам чернели мумии крупных мух. Посередине стоял круглый стол, простой, с глубокой царапиной через всю столешницу и светлыми кругами от мокрых стаканов, к столу были приставлены четыре ореховых венских стула, шатких и скрипучих даже на вид.

Из гостиной узкая лестница вела на кухню, там в углу темнела доисторическая газовая плита с духовкой не меньше крематорской печи. Холодильник был распахнут настежь. Полина нашла шнур, воткнула в розетку. Агрегат вздрогнул и утробно заурчал. Захлопнув дверь, Полина увидела снаружи сувенирный магнит «Нью-Йорк Сити Балет»; она улыбнулась – точно такой же был и у нее. Магнит прижимал цветное фото. Женское лицо показалось знакомым, мелкие кудряшки черных волос, узкие скулы, по-детски крупные передние зубы. Рядом улыбался мужчина; вглядываясь в него, Полина застыла и непроизвольно открыла рот. На фотографии рядом с задорной брюнеткой стоял профессор Колумбийского университета Саймон Лири. За его спиной высилось здание международного факультета, из кустов на клумбе торчал бюст Сократа. Дальше шел Декарт, за ним Коперник. Два последних в кадр не попали.

Полина, не зная, что делать с карточкой, повесила ее обратно на холодильник, вернулась, перевернула лицом вниз, пришлепнула магнитом.

Дверь из кухни вела на задний двор, квадратный, зажатый сплошным забором. Здесь пахло осенью. Двор походил на тесный ящик, с двумя голыми деревьями в солнечных бликах, сухая листва плотно укрывала землю, прятала какие-то непонятные предметы странных форм. Посередине стояло кресло-качалка из плетеной соломки, усыпанное мелкими, похожими на медяки листьями.

На втором этаже (два пролета узких скрипучих ступенек) обнаружилась огромная спальня в три окна с прекрасным видом на кладбище, мрачная кровать темного дерева с варварской резьбой, встроенный шкаф, на перекладине болтались пустые вешалки, а на верхней полке, узкой и пыльной, желтел толстенный корешок телефонной книги. Полина пошарила рукой, достала еще одну книгу. Это была Библия Гидеоновского издания, из дешевых, какими снабжаются второсортные отели по всей стране. Стерев ладонью пыль с переплета, Полина сунула книгу обратно на полку.

На стене рядом с кроватью висел прошлогодний календарь с репродукциями Иеронима Босха. Полина усмехнулась: календарь был раскрыт на «Семи Смертных Грехах».

Соседняя дверь вела в туалетную комнату с ванной сомнительной чистоты, но внушительных размеров. Над ванной было большое окно, выходившее на соседний дом. Оттуда, прямо из-за забранного решеткой окна, на нее глазел какой-то старик.

– Только этого мне не хватало, – проворчала Полина. Она хлопнула дверью и пошла вниз за чемоданом.

В кособоких кухонных шкафах нашлась посуда, Полина свалила тарелки и чашки в раковину. Залезла под мойку, в дальнем углу притаились заплесневелые резиновые перчатки и пустая коробка из-под стирального порошка. Выбора не оставалось – нужно было ехать в магазин. Составлять список не хотелось, хотя она была уверена, что наверняка что-нибудь забудет.

Маркет «Глория» с одним кассовым аппаратом и спящей толстой кассиршей напоминал тысячу других захолустных магазинчиков, разбросанных по всем штатам от океана до океана: те же полосатые маркизы на немытых окнах, шахматные квадраты линолеумного пола, ряды пестрых консервов, коробок и банок чередовались с пыльными книгами в линялых обложках и скобяными изделиями. Нагрузив доверху тележку, Полина подкатила к кассе, бухнула коробку стирального порошка на прилавок. Тетка встрепенулась, затарахтела клавишами.

– Извините, – спросила Полина, озираясь. – А где у вас сигареты?

Тетка перестала греметь, уставилась на нее.

– Мы этим… – мучнистое пористое лицо брезгливо сморщилось, будто речь шла о порнографии. – Этим мы не торгуем.

Остаток дня прошел в уборке. Нацепив наушники, Полина, громко и фальшиво подпевая Стефани, ползала с тряпкой по полу, терла стекла и двери, сметала из углов паутину. Кафель на кухне пришлось драить щеткой, в результате плитки пола оказались не коричневыми, а светло-серыми. Второй этаж продвигался легче, там уборка шла под лирическую подборку Боно.

Пару раз появлялся старик-сосед, один раз в окне, другой – на крыльце, где он курил, звучно сплевывая вниз. Седой, с белыми совиными бровями, он походил на актера, игравшего роль старого мерзавца. Полина терла подоконник и украдкой разглядывала его, когда он внезапно повернулся и они встретились глазами. Она непроизвольно улыбнулась и прислонила ладонь к стеклу. Старик зло харкнул на газон и отвернулся.

«Занавески», – добавила она в список некупленных вещей, они шли сразу после бумажных салфеток, соли и свечек. Лист лежал на столе в гостиной и периодически дополнялся. Полина достала запотевшую бутыль газировки, сделала несколько больших глотков, сунула бутыль обратно в холодильник. Захлопнув дверь, вытерла о штаны руку, взяла фотографию. Открыла дверь в сад. Выйдя на свет, она снова стала рассматривать фото.

Когда оно было сделано, кто эта девица, почему фотография оказалась здесь? Девицу, похоже, она встречала, лицо казалось знакомым, наверняка тоже студентка. Может, позвонить Саймону, спросить? Полина вспомнила последний разговор на пустыре, серьги, царапину на крыле машины. Нет – Саймону она точно звонить не будет. Можно позвонить Вере, узнать, кто тут жил до нее.

Полина нашла мобильник, включила. Сигнала не было и тут. Она вышла во двор, потом на крыльцо, на дорогу, вытянула руку вверх – на экране упрямо мигала перечеркнутая антенна. Полина вспомнила, что видела телефон в комнате. Добежав, подняла трубку, оттуда низко и с уверенным напором загудело.