Юность - Карл Уве Кнаусгорд

— Да он плохо играет! — выкрикнул Рейдар.

— Вы все играете плохо, — отрезал я, — а ну-ка, начали!

Играл он и впрямь плохо. Если я передавал ему мяч, он едва попадал по нему ногой. Зато теперь Ю с счастливой улыбкой бегал по полю, а спустя пару минут, к счастью, прозвенел звонок.

— Ю, возьми мячик и отнеси его в учительскую, ладно?

— Ага! — И он вприпрыжку пронесся по коридору, зажав под мышкой мячик. Я быстро зашагал следом — надеялся увидеть Лив, девушку из девятого, пока у них не начался урок.

И я успел. Когда я нагнал ее, она шла рядом с Камиллой и, сворачивая в коридор, украдкой взглянула на меня. Я посмотрел на ее узкие, безупречные бедра, и внутри у меня словно разверзлась пропасть.

После уроков я сидел в учительской и ждал, пока разойдутся по домам все остальные. Во-первых, мне хотелось одиночества, но не такого, как в квартире, а во-вторых, нужно было позвонить.

В конце концов на парковке возле школы осталась лишь машина Ричарда. Сам Ричард сидел у себя в кабинете, но в любой момент мог заглянуть и сюда, поэтому я листал справочник, дожидаясь, когда Ричард тоже уйдет.

За последние часы тучи потемнели, и, пока я сидел в учительской, в окна стукнули первые капли. Я обернулся и увидел, как они сначала разбивались об асфальт, не оставляя следов, как будто их и не было, но спустя всего несколько секунд окрашивали его в темный цвет. Небесные хляби разверзлись, и на землю выплеснулся дождь. Струя за струей пронзали воздух с такой силой, что капли, достигая земли, отскакивали вверх. Вода заструилась по водосточному желобу вниз и дальше, по земле, вдоль стены противоположного здания. Окна и крыша откликались громким дробным стуком.

— Вот это ливануло! — Ричард в обычной своей зеленой куртке и с ножом на поясе остановился на пороге и улыбнулся мне.

— Да уж, дождь нешуточный, — сказал я.

— Заработался? — Он вошел в учительскую.

— Ну так, — уклончиво ответил я, — кое-что доделать хотел.

— Как первая неделя прошла?

— По-моему, неплохо, — ответил я.

Он кивнул.

— В следующую пятницу поговори с Сигрид. С методистом. Наверное, перед встречей имеет смысл будет записать все вопросы и соображения, чтобы больше проку было.

— Так и сделаю, — пообещал я.

Он прикусил нижнюю губу и снова стал похож на козла.

— Ну ладно, — проговорил он, — хороших тебе выходных!

— И вам, — ответил я.

Через полминуты Ричард показался за окном — держа портфель над головой, он бежал к машине.

Вот он вытащил ключи, открыл дверцу и плюхнулся на сиденье.

Включились фары, и по спине у меня побежали мурашки. Красный свет задних огней отражался от черного асфальта, а два желтых световых пучка от передних фар упирались в стену, которая одновременно рассеивала их и светилась сама.

Стук капель, широкие развилки водяных потоков, сбегающих по склону, вода, хлещущая из водосточной трубы.

О, это был мир, и я жил в самом его сердце.

Что же мне делать? Хотелось стучать кулаками в окна, бегать по комнате и вопить, во все горло, швыряться столами и стульями, потому что во мне через край били сила и жизнь.

— IT’S THE END OF THE WORLD AS WE KNOW IT! — орал я на всю учительскую.

IT’S THE END OF THE WORLD AS WE KNOW IT!

AND I FEEL FINE!

AND I FEEL FINE![20]

Когда машина Ричарда скрылась за холмом внизу, я прошелся по школе — на тот случай, если кто-то все же тут еще остался. Завхоз, например, — вдруг он где-нибудь здесь что-нибудь чинит? Но в школе было пусто, и, убедившись в этом, я прошел в маленькую комнатку, где стоял телефон, и набрал мамин номер.

Она не отвечала.

Наверное, работала сегодня допоздна, а по пути домой заехала в супермаркет, а может, вообще решила где-нибудь поужинать.

Я позвонил Ингве. Он ответил сразу же.

— Алло? — послышалось в трубке.

— Алло, это Карл Уве, — сказал я.

— Ты в Северной Норвегии?

— Ну да, естественно. Ты как?

— Да ничего, все хорошо. Только что из читалки вернулся. Сейчас выдохну и пойду прогуляюсь.

— Это куда же?

— Наверное, в «Хюлен»[21] смотаюсь.

— Везет дуракам.

— Ты сам решил в Северную Норвегию свалить. Мог бы в Берген переехать.

— Ну да.

— Как дела-то там у тебя? Квартиру выделили? Устроился?

— Ага. Вообще-то хорошая квартира. И уроки начались во вторник. Тоже интересно. Я, кстати, сегодня вечером тоже дома сидеть не собираюсь. «Хюлена» у нас в деревне, конечно, нету, зато есть общественный центр.

— А девчонки там как? Есть годные?

— Ну-у… Я тут познакомился с одной — в автобусе ее увидел. Может, чего и получится. А все остальные разъехались. Похоже, остались либо школьницы, либо домохозяйки.

— Значит, со школьницами мутить придется?

— Ха-ха.

Мы немного помолчали.

— Ты мой рассказ получил? — спросил я.

— А как же.

— Прочел?

— Скорее, пролистал. Я собирался тебе написать про него. По телефону, наверное, сложновато такое обсуждать.

— Но тебе он понравился вообще? Или непонятно?

— Ну что ты, неплохой рассказ у тебя получился. Живой, красивый. Но давай еще попозже обсудим, ладно?

— Ладно.

Снова молчание.

— А папа там как? — спросил я. — Слышно от него что-нибудь?

— Вообще ничего. А ты не слышал?

— Нет, ничего. Все хочу позвонить ему.

— Передавай тогда привет от меня. Мне тогда можно будет пару недель ему не звонить.

— Ладно, передам, — пообещал я. — Я тебе на этой неделе еще напишу.

— Давай, пиши, — сказал он. — Созвонимся еще!

— Ага, пока. — Я положил трубку, вышел в учительскую и, усевшись на диван, закинул на стол ноги. После разговора с Ингве я отчего-то чувствовал себя удрученным, но чем именно, я не понимал. Возможно, тем, что он живет в большом городе, Бергене, и собирается с друзьями в «Хюлен», а я намылился на сельскую вечеринку в деревне у черта на рогах, где никого толком не знаю?

Или виной тому «неплохой рассказ»?