Я хотел убить небо - Жиль Пари

– Ну что ж, девочка моя, – сказал Реймон, приобняв Камиллу за плечо. – Похоже, у нас нет выбора.

Камилла задрала голову и улыбнулась полицейскому.

– Да, выбора у нас нет, но сейчас мы им наваляем!

– Камилла, нехорошо так говорить.

– Конечно, нехорошо, Реймон, но это ведь факт: наваляем! По первое число!

И тут ангел Камилла покраснела – и Реймон тоже, потому что она впервые назвала его просто по имени.

Мы очень долго ждали, пока освободятся машинки, и тем временем пили колу через трубочку.

Реймон по очереди сажал нас к себе на плечи.

Одна очень старая дама сказала Реймону:

– У вас такие красивые дети!

– Спасибо, мадам, – ответил ей Реймон.

Виктор посмотрел на нас.

Ведь вообще-то мы никакие не дети Реймона, и, наверное, Виктору не очень-то приятно слышать такие вещи.

– Знаешь, папа, – сказал он, – если бы у меня были брат и сестра, я бы хотел, чтобы они были похожи вот на этих.

И он даже как будто немного прослезился.

А Реймон поперхнулся колой.

А мы с Камиллой заулыбались как идиоты и поцеловали Реймона в щёку, чтобы его утешить.

Виктор взял меня за руку и затолкал в красную машинку, а Камилла тем временем потащила Реймона в зелёную, и он еле-еле туда втиснулся.

И началось.

Виктор бросился таранить Камиллу, а она увернулась от него и врезалась в машину той самой старушки, и Виктор стал вращать руль во все стороны, и мы вернулись к краю площадки, чтобы подкараулить машинку Камиллы и снова её протаранить. Реймон погрозил нам кулаком и сказал со смехом: «Сейчас вы у нас получите!», но он не успел договорить, как какой-то высоченный худой месье врезался в их машинку, и тогда она врезалась в другую, а та – в следующую, и в итоге врезались друг в друга все машинки, кроме одной – нашей: мы себе спокойненько катались по краю. Наконец куча машинок распуталась, и Камилла на полном ходу полетела наносить нам ответный удар – и настигла нас сзади.

– Осторожно! – крикнул я, но машинка Камиллы оказалась быстрее, чем моё предупреждение, и произошла авария, мы подлетели, оторвавшись от сидений, аттракцион остановился, и нам пришлось выбираться из машинок и предоставлять наши места, ещё горячие от недавнего сражения, новым счастливчикам.

– Уже поздно, – сказал Реймон. – Скоро пора возвращать вас в «Фонтаны», мои дорогие.

– Папа! Ещё разок на американской горке, пожалуйста!

– Виктор, мы не успеем.

– Да нет же, успеем, смотри, очереди больше нет!

– Да, очереди нет, но это будет не слишком мило по отношению к Камилле.

– Я уже не боюсь, – сказала Камилла. – А ты, Реймон?

И по глазам полицейского было видно, что мы выиграли ещё одну поездку: он же не позволит себя запугать малявкам вроде нас.

* * *

Орфография начинает действовать мне на нервы.

Нужно переписать предложения, в которых смысл подчёркнутых слов совпадает.

Я сразу вижу, что дело дрянь, потому что ни в одной фразе никакого смысла вообще нет.

1. Мама приготовила телячий язык.

Какая мерзость – есть язык животного.

Переходим к следующему.

2. Арабский язык – национальный язык марокканцев.

Мы с Симоном внимательно осмотрели язык Ахмеда и пришли к выводу, что язык у него точь-в-точь такой же, как у нас, и он заревел, потому что мы слишком сильно тянули.

3. Мой брат учит иностранный язык.

Переходим к следующему, потому что ни у Симона, ни у меня нет брата.

4. Бруно должен держать язык за зубами.

У нас тут никто не знает никакого Бруно.

Очень жаль: это единственная фраза, в которой был хоть какой-то смысл.

Но тут вдруг появилась мадам Колетт и спасла меня от этого идиотского задания.

– Кабачок, директор и Рози ждут тебя в моём кабинете.

– Ну и достанется тебе сейчас, – сказал Симон.

– Нет, Кабачок ни в чём не виноват, – сказала мадам Колетт.

У Симона удивлённо вытянулось лицо.

– В смысле?

– В том смысле, в каком нужно. И я, кажется, пригласила Кабачка, а не тебя? С тобой мы увидимся позже.

Мадам Пампино сидела в кресле мадам Колетт, сама психолог – на письменном столе, а Рози – на пуфике, на котором обычно сидят дети.

Она там едва умещалась со своей толстой попой, и мне было очень трудно не засмеяться, потому что все они смотрели на меня ужасно серьёзно.

– Ну что ж, малыш, мы хотели бы узнать, как прошли твои выходные в гостях у месье Реймона, – начала мадам Пампино.

– Вы что, все трое ради этого здесь собрались?

– Да, малыш.

– И я ничего не натворил?

– Во всяком случае, я ничего об этом не знаю, – сказала мадам Пампино и посмотрела на Рози, но та руками показала, что нет, не натворил.

– Тогда не надо называть меня малышом, мне уже почти десять.

– Конечно, ты уже большой мальчик, Икар, но, знаешь, «малыш» – это просто ласковое обращение.

– Я не малыш.

И тут я подумал про Реймона, который тоже так меня называет, но Реймон – это другое дело, он может называть меня как хочет.

– А зовут меня Кабачок.

Директор посмотрела на потолок.

– Ну так мы тебя слушаем.

– Нам было весело. – Я замолчал.

Не знаю почему, но мне вдруг показалось, что лучше рассказывать им не всё, поэтому мне нужно было немного подумать, а на это требовалось время.

– О чём ты думаешь, Кабачок? – спросила психолог.

– Ну, о ресторане на берегу, о прогулке с утками и о цветах, которые слушают джаз в саду у Реймона.

– Что значит «слушают джаз»? – спросила Рози.

– Вы что, не знали? Цветы очень хорошо растут, если включать им музыку. Иногда такое ощущение, Рози, как будто ты живёшь в пещере с кроманьонцами.

– А что ещё, Икар? – нетерпеливо напомнила о себе мадам Пампино.

– Мы спали в большой кровати.

– Мы?

– Мы с Виктором. Камилла спала в кровати Виктора.

– А он не расстроился, что ему пришлось уступить ей свою комнату?

– Не-ет, Виктор очень добрый. Вот только мне было трудновато уснуть, потому что он без конца говорил.

Я подумал, что меня наверняка поймают на всём этом вранье, особенно если мадам Пампино задаст точно такие же вопросы Реймону.