Восемь Драконов и Серебряная Змея - Yevhen Chepurnyy

подался под ударом врага, но остался стоять оплотом спокойствия в бурлящем водовороте беспорядочной рубки. Шэчи и Ваньцин уже сражались в самой гуще вражеского строя, применяя едва ли не все формы своего парного стиля, разя мечами во все стороны, и уходя от окружения техниками шагов. Дуань Юй осыпал киданей ударами всесокрушающих пальцевых техник из-за спин царских телохранителей, что стояли нерушимой скалой, отражая натиск врага. Трое Высших Министров Да Ли привычно прикрывали друг друга, сражая ляосцев одного за другим. Но эта храбрость немногих, здесь и на других островках успешного сопротивления, оставшихся на поле боя, не могла спасти общего положения. Слишком большой урон нанесли построению сунских войск Дин Чуньцю и Дуань Яньцин, и слишком многочисленно было воинство Ляо — прорвав строй врага, оно смогло ввести в бой всю свою многотысячную силу, разделяя и окружая ханьцев, теснимых теперь со всех сторон.

Загремели барабаны командного поста, взметнулись вверх разноцветные сигнальные флажки, и в бой вступили резервные полки конницы. Склонив огненные копья, они, подобные объятым пламенем фениксам, вонзились в ряды киданей, увлекшихся атакой. Неожиданный удар кавалерии смешал ряды войск Ляо, и несколько пехотных полков ханьцев, воспряв, сумели пробиться сквозь окружение, и соединиться, но мимолётным был этот успех. Огненные копья сунских всадников быстро угасли, и конница увязла в рядах многочисленной и стойкой пехоты киданей. Армию Сун медленно истребляли, как вновь обретшие боевой дух ляосцы, так и Дин Чуньцю с Дуань Яньцином, что не прекращали своих смертоносных атак.

Когда Инь Шэчи в очередной раз отвлекся от нескончаемой кровавой рубки, выглядывая старого врага своей секты, ему на миг показалось, что Дин Чуньцю настигло тяжёлое копьё, пущенное из баллисты. Он быстро понял свою ошибку — то был не снаряд, но человек, движущийся с невероятной скоростью. Неизвестный воин мимоходом рубанул Старика Синсю поперек груди, и, пинком отбросив его в сторону, настиг его союзника. Ни пальцевая техника Дуань Яньцина, ударившая незнакомца в грудь, ни вскинутый в защитном движении железный костыль не сумели затормозить эту стремительную атаку — сабля неизвестного прошла сквозь блок престарелого воина, и пала на его плечо, надрубая ключицу. Оба старых злодея, решившие напасть на ханьскую армию исподтишка, сами были застигнуты врасплох неожиданной атакой.

Дин Чуньцю сбежал первым — охая, причитая, и роняя на землю кровавые капли из длинной рубленой раны, он взмыл в небеса ловким прыжком, и вскоре пропал из виду. Дуань Яньцин, хромающий вдвое неуклюжее, поспешил удрать следом за союзником.

Неизвестный воин, столь быстро и легко разделавшийся с двумя могущественными врагами, и не думал останавливаться. Словно вестник смерти, врубился он в строй киданей, и ни длинные копья тяжёлой пехоты, ни ее крепкая железная броня не могли задержать его даже на краткое мгновение. Одним стремительным броском, он проложил сквозь вражеские ряды кровавую дорогу, пересекшую все войско Ляо, ударами сабли разметал лучников, и вновь набросился на ляосцев, словно собираясь в одиночку перебить их всех. Те немногие удары врага, что достигали его тела, ни на шаг не замедляли могучего воина, чей клинок рубил сталь, как бумагу.

— Братья! Вперёд! — вскричал Инь Шэчи, видя в этом нежданном помощнике возможность вырвать победу из рук врага. — Сегодня, мы втопчем киданей в пыль!

Он и Му Ваньцин набросились на ляосцев с пылом отчаяния, сжигая последние силы в этой яростной атаке, и сунские солдаты последовали за ними. Полк Фань Шаохуана соединился с двумя другими, опрокинув и раздавив окружающие их силы Ляо, и, перестроившись, с новой силой набросился на врага. Последние остатки огневого оружия пошли в дело, и ханьская пехота, бок о бок с вольными странниками, сумела потеснить киданей, разбить последние кольца окружений вокруг своих товарищей, и в одном дружном натиске обратить врага в бегство.

Далиский отряд вновь соединился там, где ранее стояли стрелки армии Ляо, а сейчас лежали лишь их трупы, и обломки оружия — неизвестный воин, столь блестящим образом вмешавшийся в битву, перебил едва ли не всех. Воины семьи Дуань, усталые и осунувшиеся, сидели на земле, негромко переговариваясь; Дуань Юй с Чжу Даньчэнем и вовсе улеглись, измотанные долгим и тяжёлым боем. Один лишь Инь Шэчи не спешил устраиваться на отдых. Он не спеша проковылял к одному из тел, привлекшему его внимание, и склонился над ним.

Вблизи, неизвестный воин не выглядел таким грозным и неуязвимым, каким он казался в бою. Его старый и выцветший халат некогда синего шелка пятнало множество кровавых прорех — раны покрывали незнакомца с ног до головы. Но этот мужчина, немолодой и седеющий, все ещё жил, и на лице его, обращенном к небу, виднелась счастливая улыбка. Губы неизвестного шевелились, и Шэчи придвинулся ближе, стремясь расслышать последние слова героического воина.

— Спрятанный клинок… Несокрушимый железный веер… Гуань Пин преподносит меч… — невнятно шептали губы умирающего. — Будь уверен, отец, я никогда не забуду твою науку. Своими деяниями, я прославлю сабельные техники семейства Ху в веках…

— Вы уже прославили навечно себя и свою семью, господин Ху, — сдавленно промолвил Инь Шэчи, сдерживая слезы. — Клянусь вам, ни секта Сяояо, ни все вольные странники Срединной Равнины не забудут вашу жертву.

Мужчина не ответил ему. Остановившиеся глаза воина по фамилии Ху смотрели в небесную высь с радостью и облегчением, а уста его безмятежно улыбались — герой ушел из жизни, переживая счастливые мгновения былого. Шэчи, потянувшись к лицу мужчины, опустил ему веки.

— Нужно похоронить господина Ху с честью — без него, нас всех ждала бы бесславная смерть, — обратился юноша к стоящей рядом Му Ваньцин. — Но сперва, нам надо побеседовать кое с кем, прежде чем он сбежит, следом за своими дружками.

Примечания

[1] Жертва знамени — перед походом, китайские полководцы приносили нечто в жертву войсковым знаменам. Предпочтение отдавалось пленным врагам, но и животное могло сойти.

[2] Цзылун — второе имя Чжао Юня, знаменитого воина, мастера копейного боя, и полководца, жившего в эпоху Троецарствия. Чжао Юнь известен тем, что в одиночку пробился сквозь многотысячную армию владетеля Цао Цао, спасая сына своего господина.

Глава 54

Рассказывающая о том, как серебряная змея вновь покусилась на южного дракона, а голодный тигр севера нанес врагу тяжелую рану

Командный пост опустел, покинутый генералом и его помощниками. Лишь один припозднившийся сигнальщик с усталым видом складывал разноцветные флаги в деревянный ларь. С десяток телохранителей Хань Гочжуна лениво переговаривались, спешившись и усевшись на землю.