Восемь Драконов и Серебряная Змея - Yevhen Chepurnyy

— Вот они, ничтожества, храбрые числом! — вскричал Инь Шэчи, слыша бормотание и шепотки солдат, на мгновение вновь утративших уверенность. — То не земля трясется, а поджилки киданей! Смерть и позор трусливым варварам! Смерть!

Сунские воины, ободренные, подхватили его клич. Раздались командные окрики военачальников, и, повинуясь им, исполинская махина армии ханьцев зашевелилась, скаля стальные зубы мечей и копий в сторону врага, щетинясь чешуйками щитов, и готовясь выдохнуть смертоносный всполох огненных стрел.

С них и началась битва у перевала Яньмыньгуань. Сотни ярких звёзд, оставляя за собой пышные дымные хвосты, взвились в небо над рядами сунских войск, словно намеренные утвердиться на небосводе рядом с солнцем. Взвились, и, задержавшись на мгновение в безмятежной небесной синеве, пали вниз огненным дождем.

Почти каждый из рукотворных метеоров рушился на надвигающиеся ряды ляосцев — учёные люди, направляющие этот огненный звездопад, целились верно. Пламенные облачки взрывов вспухали среди скачущей по неровной земле предгорий киданьской конницы, и каждая огненная стрела забирала по нескольку жизней: тех, кому не посчастливилось попасть под удар, и тех, чьи кони ломали ноги о полусожженные трупы людей и лошадей. Пылающий обстрел затормозил и без того небыстрый наскок киданей до черепашьего шага, и в дело вступили лучники и арбалетчики Сун, поднимая в воздух тучи обычных стрел. Часть ханьских стрелков старательно передёргивала рычаги сычуаньских арбалетов чжугэ-ну, что без перерыва выплевывали короткие лёгкие стрелки одну за одной, другая — натягивала тетивы длинных луков, шлющих вдаль длинноперые стрелы с непревзойденными силой и точностью. Большая часть деревянно-железного града безвредно стучала по доспехам и щитам ляосцев, но были среди оперенных посланниц и те, что проскальзывали сквозь защиту врага, находя ее щели, и уязвляя прячущуюся за деревом и сталью плоть коней и людей.

Кидани, вязнущие в трупах своих соратников, истекающие кровью, и сгорающие в яростном жаре огненных стрел, не останавливались, упорно продвигаясь к строю ханьских войск. Когда уже начало казаться, что натиск сил Ляо выдохнется, так и не достигнув врага, первые ряды северной конницы, потрёпанной, опаленной, но все ещё злой и жаждущей битвы, приблизились к линии войск Сун на расстояние какой-то сотни шагов. Раздался дикий вой и рев киданей, и, словно отвечая ему, зазвучали отрывистые команды военачальников.

Генерал Хань давно уже забрал свою охрану и двинулся вглубь построения войск, где его ждал командный пост — высокая платформа с сигнальными флагами и барабанами, и несколькими щитоносцами для прикрытия от шальных стрел. Команды солдатам первой линии отдавали их непосредственные начальники, я-цзяны, которые, в свою очередь, передавали приказы ду-вэев. Инь Шэчи нашел взглядом командующего их полком, Фань Шаохуана. Сейчас, этот широколицый и чернобородый мужчина, неизменно говоривший со спокойным добродушием, выглядел яростным духом войны. Его лицо искривилось свирепой маской, а широко распахнутый рот изрыгал ругательства вперемешку с приказами. Мимоходом подивившись этому преображению, юноша обратил внимание на выступивших вперёд храбрецов, держащих наперевес смертоносное огневое оружие.

Огненное копьё отличалось от обычного, прежде всего, наконечником — толстой бамбуковой трубкой, закрытой с обеих сторон. Из ближнего к пятке конца трубки торчал длинный фитиль, и сейчас, солдаты дружно доставали из поясных сум и складок одежды зажигалки-трутовницы, которыми затепляли огнепроводные шнуры. К пехоте с огненными копьями присоединился Ба Тяньши, с довольной улыбкой возящийся со своим оружием.

— Делаем все, как задумали, — счёл нужным напомнить своему отряду Инь Шэчи. — Господин Гу с братьями прикрывает Дуань Юя. Господа Хуа и Фань поддерживают господина Ба. Всем приготовиться.

Не обошлось и без несчастных случаев, обычных для огневого оружия — фитиль какого-то невезучего солдата прогорел в считанные мгновения, и бамбуковая трубка копья лопнула, скрыв держащего оружие беднягу в огненной вспышке. Но воины генерала Ханя не были зелёными новичками, и стоящие во вторых и третьих рядах были готовы к подобным неожиданностям. Загоревшийся солдат был немедленно облит водой из кожаного ведра, замотан в мокрую холстину, и утащен в направлении палаток врачевателей. Цепь огненосной пехоты даже не поколебалась, утратив одно из своих звеньев — остальные лишь сдвинулись поплотнее.

Вой и рев ляоских всадников рвал в клочья воздух над самым строем ханьских солдат. Можно уже было разглядеть хлопья пены, срывающейся с губ киданьских коней, и белки вытаращенных глаз их наездников, чьи кривые сабли и длинные пики с конскими хвостами у острия жадно тянулись к телам сунских воинов, когда стало ясно — расчет Фань Шаохуана, и его собратьев-командиров, оказался верен. Строй ханьцев словно окутался щитом адского жара, вырастил впереди себя огненную стену, полыхнул багровыми языками пламени — прямо в конские морды и лица всадников.

Яростные крики киданей сменились воплями боли, тонким, истошным ржанием коней, и треском, звоном, лязгом тяжеловесной конной лавы, что врезалась в огненную преграду, и не смогла ее преодолеть. Первые ряды ляоской конницы пали под волной пламени, и другим, менее заметным, но даже более смертоносным ударом, посланным огненными копьями.

В самом наконечнике, в оголовье бамбуковой трубки с огненным зельем, прятались кусочки железа и мелкие камешки. Когда пламенное оружие вспыхивало, извергая пылающую смерть, этот безобидный мусор превращался в целую горсть мелких снарядов, бьющих с силой не меньшей, чем у арбалетный стрелы.

Сожженные огненными вспышками, и посеченные железно-каменным градом, кидани, что желали первыми достичь построения врага, превратились в мертвые и умирающие препятствия на пути своих же товарищей. А огненные копья сунских солдат продолжали изрыгать пламя, подобные драконьим пастям, обжигая и пугая лошадей, раскаляя доспехи, и обугливая тела.

Огненное оружие ханьцев все же прогорело, и те, бросив бесполезные древки, отступили вглубь строя, смененные обычными копейщиками. Среди отступивших был и Ба Тяньши, закопченный, покрытый чужой кровью, и сияющий радостной, широкой улыбкой. Его руки уже сжимали второе из выданных ему огненных копий; последнее, вместе со старым оружием далиского министра, покоилось в держателе за его спиной, ожидая своего часа.

Сокрушительный огненный удар ненадолго замедлил натиск Ляо. Всадники северян, в их тяжёлой стальной броне, восседающие на крупных и сильных лошадях, не собирались ни сдаваться, ни умирать так просто. Даже обожжённые и израненные, они не прекращали рваться вперёд, жаждая вцепиться в горло врага.

Сунские солдаты с копьями и малыми щитами, что сменили в первой линии огненосных копейщиков, немедленно попятились под бешеным напором киданей. Теперь уже ханьцы падали один за другим, пронзенные пиками и стоптанные конскими копытами, а ободренные своим успехом ляосцы наседали все яростнее. Их жуткие боевые кличи, подобные звериному реву и вою, звучали все громче, заглушая