Лэшер - Энн Райс

Я долго бродил по полям, дрожа от холода и предаваясьпечальным размышлениям. В зимнюю пору даже моя обожаемая Италия бывает угрюмойи неприветливой. Возможно, наступившие холода призваны напомнить мне о суровойстране, в которой я появился на свет, осенила меня догадка. Неужели отъезднеизбежен, с горечью подумал я. Меньше всего на свете мне хотелось покидатьпрекрасную Италию, к которой я привязался всем сердцем. Слова священника изДоннелейта зазвучали у меня в памяти: «У тебя есть выбор».

Значит, если таково будет мое решение, я смогу остатьсяздесь и по-прежнему служить Господу и святому Франциску? Смогу забыть ослучившемся? Конечно же, жестокий урок, преподанный мне, не пропадет втуне, яникогда более не прикоснусь к женщине. Никогда не принесу новых жертв своейпохоти. Что до святого Эш-лера, то его существование вызывает серьезныесомнения. По крайней мере, в церковном календаре о нем нет никаких упоминаний.Решено, я остаюсь здесь. Остаюсь в солнечной и радостной стране, которая сталадля меня родным домом.

На протяжении всей моей мрачной прогулки какой-то человекверхом на лошади упорно следовал за мной. Я заметил его, как только вышел загородские ворота. Сейчас он приближался все ближе и ближе — одетый во всечерное всадник на вороном коне.

— Не хотите ли сесть на мою лошадь, святой отец? —предложил он, поравнявшись со мной.

В речи его ощущался сильный акцент, свойственный купцам изГолландии. Акцент этот был хорошо мне знаком. Во Флоренции, Риме и другихгородах мне часто приходилось встречать выходцев из этой страны. Подняв голову,я увидел, что у всадника рыжеватые волосы и голубые глаза. Несомненно,голландец, немец или скандинав. Для меня все представители германской расы былиедины. Я видел в них лишь посланцев мира, где царствует ересь.

— Ты знаешь, что я не могу ездить верхом, —отрезаля. — Я принадлежу к ордену Святого Франциска. Нам предписанопередвигаться исключительно пешком. Скажи, с какой целью ты меня преследуешь? Явидел тебя во Флоренции. Причем много раз.

— Нам надо поговорить, — молвил незнакомец. —Вы должны поехать со мной. Никто не представляет, кто вы такой на самом деле.Но я знаю все.

Сказать, что слова эти привели меня в ужас, означает несказать ничего. Меч, давно висевший надо мной на волоске, наконец сорвался. Уменя перехватило дыхание. Я перегнулся вдвое, словно получив беспощадный удар,и, шатаясь, сделал несколько шагов прочь от страшного всадника. Ноги моиподкосились, я рухнул на мягкую траву и остался лежать, прикрыв ладонью глазаот яркого зимнего солнца.

Незнакомец соскочил с седла и, ведя лошадь под уздцы,приблизился ко мне. Теперь его тень падала на меня, и я убрал ладонь, которой закрывалглаза. Подобно многим выходцам из Северной Европы, мой преследователь отличалсякрепким телосложением. Брови у него были густые, кустистые, щеки бледные.

— Я знаю, кто ты такой, Эшлер, — повторил он. Этислова он произнес по-итальянски, с заметным голландским акцентом. Потом вдругперешел на латынь. — Я знаю, что ты впервые появился на свет в ШотландскомВысокогорье. Знаю, что ты ведешь свое происхождение из клана Доннелейт. Историютвоего рождения я услышал вскоре после того, как произошло это знаменательноесобытие. Кое-кто позаботился о том, чтобы твоя история не осталась тайной.Молву о тебе разнесли по всему миру, и она стала известна даже в самых дальнихстранах.

— Мне потребовался немалый срок, чтобы отыскатьтебя, — продолжал незнакомец. — Потом в течение многих лет я наблюдалза тобой. Я узнал тебя благодаря необычайно высокому росту и длинным тонкимпальцам. Твоя любовь к пению и сочинению мелодий, а также пристрастие к молокуподтвердили мою догадку. Я видел, как ты принимаешь подношения, оставленныекрестьянами. Но знаешь ли ты, что эти крестьяне сделали бы с тобой, не будь ониодержимы страхом? Подобные тебе не могут обойтись без молока и сыра. В самыхотдаленных уголках света крестьяне по-прежнему помнят об этом. По ночам ониоставляют кувшины с молоком на столе или у дверей. Подношения тем, кто подобентебе.

— Тем, кто подобен мне? Но что это означает? —выдохнул я. — Кто я, по-твоему? Дьявол? Или лесной дух? Демон тьмы? Уверяютебя, я не имею к ним отношения.

В голове моей все перемешалось. Я не понимал, что меняокружает — реальность или видения, порожденные моей воспаленной фантазией. Этазеленая нежная трава, на которой я лежу, — реальна ли она? И этопрозрачное зимнее небо, — быть может, оно мне только грезится? Зачем этотчеловек говорит о каких-то кошмарных, отвратительных вещах, о которых я нежелаю знать?

— Несколько дней назад во Флоренции ты умертвил четырехженщин, — изрек незнакомец. — Это стало для меня последним, самымвеским доказательством.

— О Боже, так ты знаешь это, — пролепетал я. Слезыпотекли по моим щекам. — Но я не хотел их убивать. Я не знаю, почему такслучилось. Не знаю, почему они умерли. Я сделал лишь то, что мужчины обычноделают с женщинами.

— Ты убьешь всякую женщину, с которой вступишь всоитие. Разве тебя не предупреждали об этом? Если это так, те, кто прислал тебясюда, поступили до крайности неосмотрительно. В течение долгих лет мы ждали,когда же ты наконец явишься. Они должны были послать за нами. Они знают, кто мытакие, знают, что мы готовы щедро заплатить за тебя. Но они так безнадежноглупы.

Я слушал страшного вестника, и мне казалось, будто кровь вмоих жилах стынет от ужаса.

— Почему ты говоришь обо мне словно о вещи, которуюможно купить или продать? — попытался я возразить. — Я — сын своегоотца, хотя и незаконнорожденный.

Но он, пропустив слова мои мимо ушей, продолжал, в волненииломая руки:

— Наши посланники обращались к ним вновь и вновь. Ноони по-прежнему были слепы и оставались в плену суеверий.

— Посланники? Но чьи? Посланники дьявола!

Я не отрываясь смотрел на него, этого зловещего человека вчерном, за спиной которого возвышалась вороная лошадь.

— О ком ты говоришь? Кто слеп и находится в пленусуеверий? Милостивый Боже, дай мне сил понять это все. Дай мне мудростиизбегнуть искусных сетей Отца Лжи. Слушай, ты! Перестань говорить загадками,или я убью тебя. Объясни мне, почему соитие со мной оказалось смертельным дляженщин. А иначе я с Божьей помощью переломаю тебе все кости голыми руками.

Приступ гнева придал мне сил. Я вскочил на ноги, с трудомсдерживаясь, чтобы не вцепиться незнакомцу в горло. Исступленная яростьнаполнила все мое существо. По всей вероятности, мой гневный взор испугал его.К тому же я был намного выше его ростом. Он невольно отступил на несколькошагов.