Лэшер - Энн Райс

Тем не менее несколько зевак остановилось, чтобы меняпослушать. Постепенно вокруг меня собралась небольшая толпа. Обхватив плечируками, я раскачивался туда-сюда и пел без умолку, полностью отдавшись своемуизлюбленному занятию. Случайно бросив взгляд на слушателей, я заметилнеобычайно красивую женщину, которая смотрела на меня не отрываясь. Глаза у неебыли ярко-зеленые, как у священника из Доннелейта, а волосы — белокурые,длинные и волнистые.

А потом произошло нечто невероятное. Женщина опустила вуальи двинулась прочь. Однако чудо заключалось в том, что прекрасное лицо, толькочто поразившее мой взор, по-прежнему смотрело на меня, словно переместившись назатылок. Я глазам своим не верил.

В ту же секунду меня охватило неодолимое вожделение. Злаярадость заставила мое сердце колотиться с бешеной скоростью.

Подобно мне самому, эта женщина была чудовищным выродком,монстром.

Я оборвал песню на полуслове. Некоторые слушатели хотелиподать мне милостыню, однако я не принял денег, посоветовав отнести их вцерковь и отдать тем, кто в них нуждается. Не теряя времени, я пустился вследза незнакомкой. На ближайшей улице я нагнал ее. Несомненно, она меня поджидала.Завидев меня, она приподняла вуаль, на мгновение открыв лицо, и вновь торопливопошла прочь. Вскоре мы оказались в узком безлюдном переулке. Я неотрывносмотрел ей в затылок, и, когда она подняла вуаль, поразительно красивое лицовновь открылось моему изумленному взору. Неожиданно женщина закружилась наместе, превратившись в сверкающее облако шелка, атласа, бархата идрагоценностей. В следующее мгновение она, резко остановившись, подбежала кдвери в высокой каменной стене и забарабанила в нее кулаками. Дверь тут жераспахнулась. Я бросился к незнакомке, чтобы в последний раз взглянуть на нее,прежде чем она исчезнет. Но стоило мне оказаться рядом, как она схватила меняза руку и увлекла за собой. Мы оказались в узком, тесном внутреннем дворике,которые нередко встречаются во Флоренции. Со всех сторон его окружалитемно-красные облупившиеся стены, в глубине был разбит цветник. На скамье втени дерева сидели три женщины. Все трое были в пышных, богато расшитых нарядахс широкими юбками. Под кружевами и шелком у каждой угадывалась высокая,роскошная грудь, способная свести меня с ума. Взглянув же на свою загадочнуюнезнакомку, я неожиданно понял, что передо мной вовсе не монстр, а самаяобычная, хотя и красивая, женщина. Лицо у нее находилось именно там, где ему иположено находиться. Ввести меня в заблуждение ей удалось при помощи вуали, которуюона уже успела снять. Наваждение моментально развеялось.

Она призналась, что разыграла со мной небольшую шутку, и всетри ее подруги залились смехом — таким громким и радостным, что я думал, ониникогда не остановятся.

Голова у меня пошла кругом. Внезапно женщины окружили меня ипринялись теребить, повторяя на все лады:

— Святой отец, окажите нам милость, разденьтесь донага.Будьте так добры, останьтесь с нами, удостойте нас своего общества.

Блондинка, которая, как выяснилось, носила звучное имя Лукреция,заявила, что ей пришлось прибегнуть к ворожбе, чтобы меня заполучить. Новолноваться мне нечего, она вовсе не ведьма, так же как и подруги. Просто мужьяих уехали за город на охоту, и сейчас они вольны делать все, что тольковздумается.

Разумеется, я ни на минуту не поверил сказке про уехавших наохоту мужей. Догадаться об истинном положении вещей не составляло труда. Передомной были проститутки, у которых выдался свободной денек, и я стал объектом ихпохоти.

— Мы рады, что нам выпала честь посвятить тебя влюбовь, непорочное и невинное дитя, — сказала самая старшая из женщин,ничуть не уступавшая в красоте своим товаркам.

Жрицы любви повели меня в спальню, сняли с меня сандалии ирясу, а после принялись разоблачаться сами, резвясь, играя и издавая ликующиевопли. Обнаженные, точно нимфы, они плясали вокруг меня, распевая какие-товеселые напевы. Для них происходившее было всего лишь забавой. Они хотелинемного поразвлечься, посмеяться над неопытностью и испугом молодого монаха,который, отрастив длинную бороду, в вопросах плоти оставался ребенком.

Однако, несмотря на всю свою неопытность, я ничуть не былиспуган. В глубинах моего сознания жило воспоминание о временах, когдапроисходившее сейчас казалось самым естественным и обычным делом. В СадахНаслаждений, посреди дивных цветов и покрытых плодами деревьев, и мужчины, иженщины расхаживали обнаженными, предаваясь пляскам, играм и беззаботномувеселью.

Но те блаженные времена миновали безвозвратно, пронеслось уменя в голове. Их поглотила тьма.

Так или иначе, мне пришлось уступить желанию этих женщин исыграть роль сатира, которую они мне предназначили. Наконец мы все повалилисьна широченную кровать, причем все четыре нимфы осыпали меня ласками, я же,схватив грудь одной из них, припал к ней губами и принялся сосать так рьяно,что она закричала от боли. Остальные тем временем покрывали поцелуями моиплечи, спину, грудь и детородные органы.

В мгновение ока я вновь перенесся в королевский дворец вЛондоне. Я вновь лежал в объятиях матери и, испытывая пронзительноенаслаждение, насыщался из ее груди. Тут мой мужской жезл превратился в боевоеоружие, и я поочередно овладел всеми четырьмя нимфами, испуская при этомоглушительные вопли. Закончив с последней, я вновь принялся за первую.

Меж тем наступил вечер. В окно был виден кусочек темногонеба, усыпанный звездами. Шум города постепенно стих.

Утомленный, я забылся крепким сном.

Во сне я вновь вернулся к матери. Но теперь она отнюдь непитала ко мне ненависти, не кричала от ужаса и отвращения, стоило ей взглянутьна меня. Она превратилась в тонкое длинное создание, подобное мне самому.Теперь она перестала походить на реальную женщину, но зато прониклась ко мненежностью. Она беспрестанно гладила меня и ласкала, причем пальцы ее быличрезмерно длинны и тонки — в точности как мои. Неужели никто не видит, что ямонстр, точное подобие своей матери? Неужели люди так слепы? Эти вопросы недавали мне покоя.

Я все глубже погружался в пучину видений. Меня окружалгустой туман, и из этой непроглядной мглы доносились горькие рыдания ивсхлипывания. Я видел смутные силуэты людей, которые в страхе металисьтуда-сюда. Там, во тьме, творилась кровавая бойня. «Талтос!» — раздалсяистошный крик. Стоило этому слову коснуться моих ушей, как я увидел старогокрестьянина, которого некогда встретил в окрестностях Флоренции, и услышал егошепот: «Талтос!» Кувшин с молоком снова оказался передо мной.

Я проснулся, изнывая от жажды, по своей привычке сел напостели и огляделся по сторонам.