Хозяин колодцев - Марина и Сергей Дяченко

Было бы легче, если бы она заплакала. Или разразилась проклятиями, или бросилась к нему на шею — но она просто стояла и смотрела. Как неживая.

Стиснув зубы, он шагнул вперед. В ручей…

Холодная вода живо напомнила ему тот день, когда, победившие судьбу, они с Илазой шли к камню-Алтарю. Приближались к нему с двух разных сторон… по колено в реке… широкой и мелкой…

Воспоминание мгновенно поблекло, сжалось, обмякло, как упавший с дерева лист. На его место прорвалось какое-то другое, запретное — Игар сделал усилие и загнал его в темные глубины памяти. Навсегда.

Достаточно, что имя ее…

— Тиар, — хрипло сказала Илаза, и это было первое ее слово. — Где Тиар.

— Ее нет…

— Не может быть, — голос Илазы звучал ровно и глухо, так могла бы говорить ожившая каменная статуя. — Не может быть. Где она.

— Ее нет…

В этот момент, не доходя до Илазы нескольких шагов, он спиной ощутил чужое присутствие.

И на какое-то время Илаза перестала существовать.

Медленно, будто боясь ненароком вывихнуть шею, Игар обернулся.

Тени не было видно — но Игар знал, где она. В густой кроне приземистого, еще полностью зеленого дуба.

— Ее нет, — повторил он в третий раз. — Я не нашел ее. Делайте со мной, что хотите.

Ему сразу сделалось легко. Потому что все, что нужно было сделать, сделано, и все, что нужно было сказать, сказано. Сейчас можно попросту сесть на травку и немножко отдохнуть.

Он улыбнулся. Не хватало, чтобы именно сейчас его разобрал его идиотский, не ко времени смех…

— Зачем же ты приперся, — сказала за его спиной Илаза.

Нервный смех оборвался.

— Зачем?.. — голос ее задрожал. — Ты… ты ничтожество. Тряпка. Ты втравил меня… обрек меня… а теперь не смог даже… даже… — она всхлипнула, и этот всхлип судорогой прошелся по всему ее телу.

Он хотел сказать ей что-то. Он хотел подойти и обнять — но не послушался язык и отказали ноги.

— Ты… — Илазу трясло, она входила в свою истерику, как нож входит в масло. — Ты… зачем ты пришел один?! Чтобы я еще раз полюбовалась на твою сопливую рожу? Зачем ты притащился, если ты не привел Тиар?! Слизняк… Куда я смотрела, когда купилась на твои сказки о любви… о благородстве… такова она, твоя хваленая любовь?!

Игар смотрел туда, где среди темных дубовых ветвей терялась другая темнота. Источающая взгляд.

— Отпустите ее, — сказал он неожиданно для себя. — Что даст теперь ее смерть? Видит Птица, я сделал все что мог — ради нее, своей жены… Если хотите мстить — мстите мне, она-то в чем виновата?

Илаза на мгновение примолкла, чтобы тут же захлебнуться презрением:

— Чего стоит теперь твое показное благородство? Чего стоит твое вранье, чего стоит твоя поза? Хочешь умереть героически? Не прокатит — умрешь, как червяк! Мокрица! Сопливая тварь!..

Она выискивала самые гадкие и самые страшные ругательства. Она называла его самыми отвратительными именами; потом упала на землю и забилась в рыданиях. Наверное, следовало напоить ее водой из ручья, но Игар не мог сойти с места.

— Не молчите, — шепотом сказал он темной кроне дуба. — Делайте что-нибудь… Взялись убивать — убивайте… Но только Тиар от этого не появится…

Тишина. Только отдаленный шум ветра, треск дятла да всхлипывания Илазы.

Наконец она затихла. Села на пятки, пряча лицо в ладонях; невнятно прошептала сквозь пальцы:

— Игар, прости…

Он молчал.

— Игар… Я не могу, прости…

— Ничего, — сказал он по-прежнему шепотом. — Потерпи…

Из кроны дуба смотрели. Взгляд давил, как надгробие — и Игар не мог понять, каким именно чувством переполнен третий, молчаливый свидетель супружеской сцены.

— Я выполнил все, что вы велели, — начал Игар, и голос его звучал на удивление ровно и сухо. — Я обошел всю провинцию Ррок, все города, и местечки, и поселки, и хутора… Я всюду искал женщину по имени Тиар, с темными волосами и карими с прозеленью глазами… и с пятном в виде ромба под правой лопаткой. Видит Птица, на пути мне попадалось много похожих женщин, но ни одна из них не была Тиар. Звезда Хота опустилась, путь мой закончен… Дабат.

— Дабат… — эхом донеслось до его ушей.

Еще не осознав, чей именно голос он слышит, он ощутил поднимающуюся к горлу тоску.

Так бывает во сне, когда обрываешься в пропасть без дна…

— Дабат, — теперь ему показалось, что это шуршат осенние листья. — Да будет так.

Тогда он всхлипнул — и повернул голову.

Она стояла тоже на берегу — но чуть выше по течению. В опущенной руке у нее был узелок — тот, с которым она обычно спешила на помощь роженице.

— Нет!

Уже на бегу он проклял свою долю и бесконечную глупость судьбы.

— Нет! Беги! Беги, умоляю… Ради Птицы…

Земля вдруг кинулась ему в лицо — запнувшись о корягу, он упал. Голова Тиар плыла над ним в сером небе — вернее, это плыли облака, и от этого темные с медным отливом волосы казались парящим в небе куполом башни.

Скрут тоже видел ее — но молчал. Мертво молчал, не выдавая себя ни звуком, ни движением.

Игар приподнялся на локте. Обернулся к темной кроне, выдохнул сквозь сжатые зубы:

— Если ты коснешься ее… Если только коснешься…

— Уходи, Игар, — сказала женщина глухо. — Бери Илазу и уходи… Все, что здесь произойдет, касается только…

— Я умру раньше тебя, — сказал он хрипло. — Чтобы добраться до тебя, ему придется отбросить с дороги мой труп.

Тиар шагнула по направлению к дубу.

Странно, но скрут был все еще там. Впрочем, он так быстр, что его «там» и «здесь» почти не разделимы…

Игар встал у нее на дороге.

Какое у нее измученное, печальное лицо. Теперь на нем ясно читаются ее годы; наверное, она успела впустить в этот мир половину живущего человечества. Привратница жизни…

— Отойди, Игар… Спасибо тебе. Теперь отойди.

Игар упал на колени. Потом на четвереньки; по щиколотку в ручье стояла Илаза. Снова бледная и молчаливая, будто неживая. Вот так…

Тиар шла. Игару казалось, что она касается травы только подолом старенького темного платья. Что ноги ее идут над землей…

И тогда ему явственно увиделось, как на голову ей падает, неслышно разворачиваясь, серая паутина. Как стягивает, сворачивает в кокон, утаскивает вверх. «Ты… представляешь себе… Как именно скрут поступает со своей… с обидчиком?.. Ты не сможешь такого вообразить. Никогда…»

— Тиар!..

Она обернулась. Глаза ее говорили: стой. Приказ был столь властен, что Игар, уже изготовившийся к прыжку, обмяк и снова осел на землю. А Тиар уже снова шла. Навстречу своей судьбе.