Дипломатия - Генри Киссинджер

Дебаты относительно военной интеграции приобрели определенные теологические свойства. В мирное время командование НАТО представляет собой по преимуществу орган военного планирования: в оперативном плане вооруженные силы каждого из союзников остаются под национальным командованием, и право вывода сил из-под командования НАТО было до такой степени очевидно, что никогда не оспаривалось. Это продемонстрировал вывод французских войск для использования их в Алжире и неоднократный вывод американских войск во время ряда ближневосточных кризисов — в Ливане в 1958 году, во время очередной арабо-израильской войны в 1973 году и в период Войны в Заливе в 1991 году. Обсуждая священную суть и достоинства «интеграции», ни Соединенные Штаты, ни Франция так и не определили, какие совместные действия возможны под вывеской «интеграции», которые были бы не допустимы даже в соответствии с расширительным толкованием Францией понятия сотрудничества. Никакая договоренность относительно порядка осуществления командования не способна разрешить сугубо политическую, по сути, проблему, сформулированную де Голлем:

«Американцы, наши союзники и наши друзья, в течение длительного времени одни обладали ядерным арсеналом. Пока они были единственными его обладателями и проявляли свою волю к немедленному его использованию в случае нападения на Европу… американцы действовали таким образом, что для Франции едва ли вставал вопрос вторжения, так как такого рода атака лежала за пределами вероятности. …Но с тех пор Советы тоже обзавелись ядерным арсеналом, и этот арсенал достаточно мощен, чтобы поставить под угрозу само существование Америки. Я не делаю цифровых сравнений — если на самом деле можно найти соотношение между значимостью одной смерти и значимостью другой, — но новый, гигантский фактор налицо»[875].

Спор по поводу «Скайболта» обострил все эти подспудные конфликты. На протяжении всей своей политической жизни де Голль выступал против наличия «особых отношений» между Америкой и Великобританией как раз потому, что, по его мнению, они символизировали статус Великобритании как великой державы, равный статусу Соединенных Штатов, сводя Францию до второстепенного уровня. Конечно, Кеннеди предложил Франции точно такую же помощь в осуществлении ракетной программы, что и Великобритании. Но в понимании де Голля нюанс в различиях между интеграцией и координацией определял сущность поистине независимой политики. В любом случае тот факт, что Нассауское соглашение англо-американскими руководителями предварительно обсуждалось, а до сведения де Голля было доведено по открытым каналам через средства массовой информации, предопределил гарантированный отказ последнего. Не желал он также привязывать ядерный потенциал своей страны к технологии, разработка которой, как в случае со «Скайболтом», в любой момент могла бы быть прекращена. В силу этого де Голль на пресс-конференции 14 января 1963 года отклонил предложение Кеннеди так же по открытым каналам, как и получил его, при этом едко заметив: «Конечно, я говорю об этом предложении и соглашении лишь потому, что они опубликованы и их содержание известно»[876].

Подводя черту, де Голль также воспользовался этой возможностью, чтобы наложить вето на вступление Великобритании в Общий рынок, и одновременно отверг мнение Кеннеди о том, что европейская часть двойной опоры союза должна быть организована подобным же образом на наднациональной основе:

«Любая система, суть которой будет состоять в передаче нашего суверенитета достопочтимым международным собраниям, была бы несовместима с правами и обязанностями Французской Республики. И к тому же такая система, несомненно, оказалась бы не в состоянии заинтересовать и повести за собой народы, в первую очередь наш собственный народ, в такие дали, где само существование их души и тела оказалось бы под вопросом»[877].

Кульминация вызова де Голля, брошенного американскому руководству, наступила через несколько дней. Де Голль и Аденауэр подписали договор о взаимной дружбе, предусматривающий постоянные консультации по всем главным вопросам:

«Оба правительства будут консультироваться друг с другом до принятия каких бы то ни было решений по всем важным вопросам внешней политики, и в первую очередь по вопросам, представляющим взаимный интерес, с целью выработки в максимально возможной степени аналогичной позиции»[878].

Содержание договора не представляло собой ничего примечательного. На самом деле то был пустой сосуд, который французские и германские руководители могли бы заполнить чем угодно в продолжение последующих лет. Хотя и символично, но он имел большое значение. С момента ухода Бисмарка из власти в 1890 году Франция и Великобритания выступали против Германии во время всех международных кризисов. А теперь, когда Франция исключила Великобританию из Общего рынка, несмотря на сильное давление со стороны Америки, именно германский канцлер помог не допустить изоляции Франции. Возможно, Франция не была достаточно сильной, чтобы навязывать собственные решения по нерешенным вопросам, но при поддержке Германии она была достаточна сильна, чтобы блокировать решения других.

В конце концов дело дошло до вопроса о том, почему нации сотрудничают друг с другом. С американской точки зрения все разумные люди в итоге приходят к одному и тому же выводу; отсюда общность целей принимается более или менее как само собой разумеющееся и упор делается на механизм, при помощи которого можно воплощать на практике лежащую в основе гармонию. Европейский подход имеет в своей основе продолжительную историю конфликтов между национальными интересами; примирение этих интересов друг с другом являлось сущностью европейской дипломатии. Европейские руководители воспринимали гармонию как нечто, нуждающееся время от времени в извлечении из окружающего мира посредством целенаправленных действий со стороны государственных деятелей. Такая вера как раз и была предметом рассуждений о контроле над ядерными силами в 1960-е годы; она лежала в основе отказа де Голля от наднациональной Европы и возникла вновь во время дебатов по Маастрихтскому договору в 1990-е. Несомненно, де Голль руководствовался также и гораздо менее возвышенными философскими мотивами. Будучи учеником Ришелье, он видел угрозу руководящей роли Франции в Европейском экономическом сообществе во вступлении Англии в Общий рынок, как из-за веса, который имела Великобритания, так и из-за ее близости к Соединенным Штатам.