Крестовые походы. Взгляд с Востока. Арабские историки о противостоянии христианства и ислама в Средние века - Франческо Габриэли

Характер Саладина

В подлинном хадисе приводится следующее высказывание святого пророка: «Ислам основывается на пяти столпах: признании единства Бога, молитве, закате – милостыне на благотворительные цели, посте в месяц Рамадан и паломничестве к святому дому Господа в Мекку». Салах ад-Дин (Саладин) истово верил в религиозные доктрины и часто возносил молитвы во славу Господа. Он воспринял религиозное учение под влиянием красноречивых доказательств, в результате его бесед с ученейшими шейхами и наиболее выдающимися правоведами. В этих беседах он обрел знания, позволившие ему говорить по существу, когда при нем возникала дискуссия, хотя он и не пользовался специальной терминологией законников. Эти беседы утвердили его в истинной вере, которая осталась не омраченной никакими сомнениями и не позволила стреле размышлений отклониться от цели и вонзиться в конце концов в сомнение и неверие. Шейх Кутб ад-Дин ан-Найсабури составил описание веры для этого правителя, и в нем было все, что ему необходимо знать. Поскольку он был очень доволен этим трудом, то заставлял своих младших сыновей выучить его наизусть, чтобы это благодатное учение укоренилось в их сердцах в самом нежном возрасте. Я лично видел, как он брал эту книгу и читал ее вслух своим детям, после чего они воспроизводили содержание по памяти.

Что касается молитв, он всегда неукоснительно читал их сообща с другими людьми, и как-то сказал, что в течение нескольких лет не совершал их иначе. Если он болел, то посылал за кем-нибудь и, заставив себя подняться на ноги, совершал молитву вместе с ним. Он регулярно читал раватибы – желательные молитвы, кроме того, совершал намаз, если просыпался ночью. Если он не просыпался, то этот намаз он совершал до наступления утренней молитвы. До тех пор пока он оставался в сознании, он никогда не оставлял совершения молитв. Я видел, как он неукоснительно выполнял долг во время последней болезни и прекратил его выполнять только в последние три дня жизни, когда впал в беспамятство. Когда он находился в пути, в отведенные для молитвы часы он сходил с коня.

Поговорим о закате и том, что он отдавал на нужды благотворительности. До самой смерти он не накопил столько денег, чтобы оказаться обязанным отдавать закат. Он тратил все свои средства на благотворительность. В казне человека, обладавшего таким огромным богатством, осталось всего сорок семь насрийских дирхамов и один-единственный слиток золота. Он не оставил ни добра, ни дома, ни недвижимости, ни садов, ни деревень, ни пахотной земли, никакой иной собственности.

Поговорим о посте в месяце Рамадан. Ему пришлось пропустить некоторые дни поста, которые он не смог соблюсти во время своих частых болезней. В обязанности кади аль-Фадиля (глава канцелярии Саладина, его приближенный и советник) входило вести подсчет таким дням. Правитель начал возмещать пропущенные им дни поста в Иерусалиме, в том году, в котором умер. Ему надо было поститься еще за два Рамадана, пропущенных по причине телесной немощи и постоянных тягот подвигов на пути Аллаха, все остальные посты к тому времени он уже возместил. Его здоровье не способствовало посту, однако, вдохновленный Аллахом, в тот год он решил возместить пропущенное. Мне довелось вести счет тем дням, поскольку тот кади отсутствовал. Все доводы, которые употреблял врач, чтобы отговорить его от поста, не имели успеха. Правитель не желал слушать его и говорил: «Я не знаю, что может произойти». Складывается впечатление, что Господь вдохновлял Салах ад-Дина исполнить свой долг, и он продолжал поститься, пока не возместил все пропущенные дни.

Поговорим о паломничестве. Он всегда намеревался совершить его и особенно желал сделать это в последний год своей жизни. Он принял решение и отдал приказы о подготовке к путешествию, и все уже было готово, чтобы пуститься в путь, но он решил отложить паломничество на следующий год, так как ему требовалось время, и у него не было средств, необходимых для человека его ранга. Однако Аллах решил иначе, как это часто бывает с людьми и высокого и низкого ранга.

Салах ад-Дин очень любил слушать чтение Корана, и он любил слушать, как читает имам. Этот человек должен был досконально знать все, что связано с текстом Корана, и знать эту книгу наизусть. Когда правитель проводил ночь в своей комнате, он часто просил кого-нибудь прочитать ему два, три или четыре джузы, а сам слушал. Когда он был на публичных приемах, он просил осведомленных людей прочитать двадцать или более аятов. Однажды, проходя мимо маленького мальчика, который сидел рядом с отцом и очень хорошо читал Коран, он отдал ему еду, приготовленную для него самого. Он также подарил ему и его отцу часть урожая с некоего поля. Сердце его было полно смирения и сострадания, слезы легко наворачивались ему на глаза. Когда он слушал чтение Корана, его сердце таяло и по щекам струились слезы. Он очень любил слушать хадисы, особенно когда их читали шейхи, хорошо знавшие хадисы и доктрины. Если при дворе появлялись такие ученые, он принимал их лично и заставлял тех своих сыновей и мамлюков, которые находились при этом, слушать чтение, и предлагал всем сидеть, в знак уважения. Если кто-то из ученых и знатоков хадисов был не из тех, кто обивает пороги султанов, Салах ад-Дин лично отправлялся послушать их. Будучи в Александрии, он часто навещал хафиза аль-Исфахани (в исламе хафиз – тот, кто знает Коран наизусть, или сведущ в хадисах), от которого услышал множество хадисов. Он сам любил читать хадисы, поэтому часто приглашал меня в свои покои, и там, окруженный книгами хадисов, начинал читать, и всякий раз, доходя до хадиса, содержащего назидательный фрагмент, он становился растроганным до слез.

Он проявлял глубочайшее почтение к законам веры, утверждал, что верит в телесное воскрешение и в то, что добродетельные будут в раю, а злодеи в аду. Он принимал все, что ниспослано Божественным законом, открытым сердцем. Он терпеть не мог философов, еретиков, материалистов, всех противников правоверия. Он даже приказал своему сыну, аль-Малику аз-Захиру, правителю Алеппо, покарать молодого человека, известного как ас-Сухраварди (философ и мистик из Алеппо, который в 1191 году пал жертвой религиозной нетерпимости Сала-дина; этот аспект его характера имеет мало общего с фантазиями историков), который называл себя врагом Божественного закона и еретиком. Аз-Захир отправил этого человека в тюрьму, сообщил об этом отцу, и по требованию Салах ад-Дина тот был казнен.

Салах ад-Дин глубоко верил во Всевышнего, рассматривал его как величайшую опору и уповал на него. Приведу пример, свидетелем которого был сам. Франки – будь они прокляты – разбили лагерь в Бейт-Нубе, населенном пункте, расположенном в нескольких днях пути от Иерусалима. Султан находился в Иерусалиме, выставил аванпосты и послал людей следить за всеми вражескими перемещениями. Он постоянно получал известия о франках, об их упрямом намерении подойти к Святому городу, осадить его и начать обстрел. Это вызвало великий испуг среди мусульман. Султан созвал эмиров, сообщил им о беде, грозящей правоверным, и спросил их, правильно ли оставаться в городе. Все они начали храбриться, но их действительные мысли были другие. Они единодушно заявили, что нет пользы от присутствия султана в Иерусалиме, и это даже может обернуться опасностью для ислама. Они сами останутся в городе, а он пусть уйдет с отрядом воинов и окружит врага, как это было в Акре. Его миссией было ошеломить врага и отрезать его от запасов продовольствия, а они тем временем будут удерживать город и отражать атаки. На этом совет закончился и все разошлись. По окончании совета султан решил непременно остаться в городе, поскольку понимал: если он покинет Иерусалим, там не останется никого. Эмиры разъехались по домам, но один из них вернулся и сказал, что они останутся, только если он оставит во главе их своего брата аль-Малика аль-Адиля или одного из своих сыновей. Султан понял: это значит, что они не желают оставаться в городе, его сердце захлестнула горечь, и он не знал, что ему предпринять. В ту же ночь, это была ночь на пятницу, я находился при нем и должен был пребывать в его покоях с вечера до рассвета. Стоял сезон дождей, и с нами не было больше никого, кроме Бога. Мы строили планы, обсуждали последствия каждого из них, однако в конце концов, видя, до какой степени он охвачен беспокойством, я стал тревожиться о его здоровье. Поэтому я уговорил его прилечь и, если удастся, поспать. Он ответил: «Тебе тоже, наверное, хочется спать», и встал. Вернувшись к себе, я занялся некоторыми делами личного характера, которые заняли все время до зари, когда прозвучал призыв к молитве. Поскольку я обычно совершал утреннюю молитву вместе с ним, я прошел в его покои и застал его совершающим омовение. Он сказал, что не сомкнул глаз. Я ответил, что знаю об этом.