Хрустальное счастье - Франсуаза Бурден

Так как ее голос был едва слышим, она попробовала безуспешно прочистить горло.

– Подойдите немного, мои дорогие, – сказала она остальным.

Мари пошла со стороны Готье, в то время как Винсен стоял плечом к плечу с Аленом.

– Я не хочу умирать в скорой. Ни в больнице, как Шарль.

– Ты не умрешь, – возразил Готье.

– О, я точно буду первой! – ответила она, скорчив гримасу, которой хотела изобразить улыбку.

Новая волна боли душила ее, и Готье подумал, что у нее начинается инфаркт. Но она все еще держалась за него, ее пальцы сжимали его руку, как когти.

– Винсен, – с трудом выговорила она, – ты продолжишь, ты обещал…

Дверь на лету распахнулась, заставив всех подскочить, и Даниэль устремился к кровати.

– Сирил сказал мне… Мой Бог, что с ней?

– Это ты, Даниэль? – прошептала она. – О, мой бедный малыш, прости…

Он замер, ошеломленный, глядя на своего брата и кузенов, которые, казалось, были не в состоянии пошевелиться.

– Мы ничего не можем сделать? – спросил он у Готье.

Тот молча покачал головой, потом воцарилось долгое молчание. Когда Клара открыла глаза, ее тусклый взгляд медленно переходил с одного на другого.

– Я уже плохо вижу, дорогие. Но так как вы здесь все пятеро…

Ее голос был таким слабым, что они все одновременно склонились к ней, как если бы хотели ее удержать.

– Винсен… – удалось ей сказать.

Последняя судорога была очень долгой, и Готье понял, что все кончено. Остальные долгое время оставались без движения, прежде чем они поняли, что Клара ушла навсегда.

Кладбище Эгальера

Похороны без Клары. Похороны Клары. Перед склепом Морванов, оторопевшие, они стояли все пятеро, чувствуя себя бесполезными, потерянными, потому что больше не было бабушки, которую надо было поддерживать. Хотя им и пришлось признать, что она была не бессмертна, никто из них не мог принять траур, никто не мог свыкнуться с мыслью, что она ушла навсегда.

Они долго сомневались при выборе места захоронения. Нельзя было не учесть воли Клары, которая хотела лежать рядом с Шарлем. Но тот был один в могиле, по другую сторону аллеи. Так он пожелал. И потом, место Клары было рядом с мужем.

Мари, Ален, Готье, Винсен, Даниэль стояли выпрямившись, взгляд был направлен на гроб той, которая их вырастила, поддерживала, любила. Потеряв ее, они навсегда прощались с молодостью, они с горечью это понимали. Позади них стояли Шанталь и София, опустив головы, так же как и все правнуки. Спрятавшись под черной муслиновой вуалью, Мадлен изредка искренне и громко всхлипывала. Священник заканчивал читать последнюю молитву, но его слова были непонятны, уносимые мистралем, который дул с неистовой силой.

Винсен решился пошевелиться, перекрестившись, отошел на несколько шагов, чтобы принять соболезнования. Аллеи были заполнены толпами людей, считавших своим долгом в последний раз проститься с Кларой, к которой они, должно быть, испытывали некую симпатию. Стиснув зубы, без эмоций на лице Винсен пытался уже часа два успокоиться. В церкви он чуть не сломался на мгновение, когда услышал первые ноты Pie Jesus. Этот реквием Габриеля Форе он много раз слышал с Кларой на концертах, когда был еще очень молодым, хорошо воспитанным сопровождающим бабушки. Сначала по долгу, потом ради удовольствия. Ведь это она научила его ценить музыку, живопись, театр. Это она научила его, как завязывать галстуки и подбирать их к костюмам. Она позволяла ему целыми вечерами листать старые альбомы, где он без устали искал фотографии отца в форме лейтенанта.

Ален коснулся его плеча, и он вышел из прострации, стал пожимать руки, которые ему протягивали.

– Все нормально? – прошептал кузен едва слышно.

Банальный вопрос, который Ален иногда задавал ему в прошлом, точнее тогда, когда ему было плохо, и который резко вернул его к жизни. Он молча кивнул, не в состоянии произнести ни слова. Ален стоял рядом с ним, слева, а Даниэль только что подошел и встал справа. Он всегда думал, что не выдержит эту церемонию до конца, что рухнет или расплачется, как дитя.

– Через десять минут все закончится, – пробормотал Ален.

Откуда он знал? И почему он проявлял такую заботу? Ведь они были в ссоре. Он тоже чувствовал себя одиноким? Тем не менее, они были не единственными, кому хотелось плакать. Готье и Шанталь, у которых перед глазами была могила Филиппа, должно быть, находили этот момент невыносимым. Ничто и никогда не могло заставить Шанталь забыть, что тот утонул в пяти километрах отсюда, хоть она и ждала еще одного ребенка.

Остались всего несколько человек, и Одетта была одной из последних, кто пожал руку Винсену, коротко и неловко, произнеся какие-то формальные фразы. Когда он, наконец, поднял голову, освободившись от необходимости сохранять достойный вид, он увидел фигуру Магали поодаль. Он не заметил ее присутствия раньше ни в церкви, ни по дороге на кладбище. Он упрекнул себя, что ни разу не подумал о ней. Их развод настолько его ранил, что он попытался выкинуть ее из головы, вычеркнуть из своей жизни. Уже несколько месяцев их общение сводилось к коротким разговорам по телефону, касающимся детей. Ни одного личного слова, даже по поводу того маленького домика, который она выбрала в Сен-Реми-де-Прованс, а он, не моргнув, оплатил и который до сих пор не видел.

Удрученный, он сделал несколько шагов в ее сторону, остановился. Она была в сером костюме, белой рубашке и черных лодочках. Ее волосы были собраны в пучок, но ветер трепал несколько рыжих прядей на лбу. Она была невероятно красивой. Он убрал руки в карманы, жест, который ему также напомнил о Кларе.

– Ты не поздороваешься с ней? – спросил Ален оскорбительным тоном.

Винсен резко повернулся и посмотрел на кузена.

– Хоть раз не вмешивайся! – грубо ответил он.

Пойти поприветствовать свою бывшую жену, мать своих детей – такая мелочь. Но как это сделать? Внезапная агрессия Алена ничего не меняла. Он пожал плечами, направился к Магали, не зная, что скажет.

– Спасибо, что пришла, – пробормотал он, наклонившись к ней.

Он слегка коснулся ее щеки. Как и каждый раз, он смог оценить нежность ее кожи, вдохнуть запах ее духов.

– Я не очень любила Клару по личным причинам, но это была необыкновенная женщина, ее можно было только уважать, – ответила она быстро.

Фраза, казалось, была подготовлена заранее и звучала фальшиво. Кто ей подсказал? Ален? Жан-Реми?

– Я приглашаю сегодня детей на ужин, – добавила она. – Это может их немного отвлечь… Их кузены тоже желанные гости, естественно.

Сбитый с толку ее уверенностью, он кивнул головой в знак согласия. Она смотрела ему прямо в глаза с холодом, который заставил его почувствовать себя неловко. Он не мог даже предположить, что однажды они встретятся на кладбище как два чужих человека и обменяются лишь несколькими словами.