Хрустальное счастье - Франсуаза Бурден

– Немного шампанского, Клара?

Даниэль нагнулся к ней, улыбающийся, потрясающий. Она протянула руку и взяла бокал, который он ей предложил. Врач не советовал ей употреблять алкоголь, но она плевала на это, считая невозможным не выпить с героем вечера.

– Ты великолепен, мой дорогой! Фрак тебе очень идет… Я пью за твое счастье!

– И тебе того же, ты пьешь до дна?

Она слегка подмигнула и осушила бокал одним глотком, что заставило ее закашляться.

– Ты хочешь что-нибудь съесть? – забеспокоился он. – Стол божествен…

– Тогда набери мне всякого разного, у меня кружится голова…

– Самая светлая голова из всех присутствующих, – ответил он тоном, не допускающим возражений.

Он попытался пробиться сквозь толпу, но был задержан десять раз людьми, которые хотели его поздравить или просто с ним поговорить. Через четверть часа он увидел Алена и поручил ему накормить бабушку. Прием шел полным ходом, приглашенные все прибывали, и София задерживалась в прихожей, встречая их, довольная, несмотря на тяжесть чесучового платья, шлейф которого она красиво распустила вокруг себя. Он посмотрел на нее несколько секунд, онемев от счастья, так что она его не заметила.

Около одного из роскошных буфетов Ален сделал знак метрдотелю и попросил его составить тарелку с канапе из спаржи, семги и орехов Сен-Жак. Потом он подошел к Кларе и сел подле нее.

– У тебя все еще хорошая память, мой милый, – бросила она ему, – ты вспомнил мои вкусы!

– Если есть кто-то, кого нельзя забыть, так это ты, – ответил он улыбаясь.

– Эта семга с укропом в каком масле замаринована? В нашем, я надеюсь!

Ее реакция не оставила Алена равнодушным. То, что она могла сказать «наше» было бесценным подарком для него. Оливковое масло «А.Морван» было для нее не чем-то постыдным, а гордостью, в то время как Шарль жутко разозлился, когда обнаружил свою фамилию на этикетке пищевого продукта. Он взволнованно наклонился к бабушке, чтобы поцеловать в щеку.

– Твои духи, это правда, твое, никогда не меняй их, – с нежностью произнес он.

– В моем возрасте никакого риска! Я использую мои запасы пузырьков, больше нет необходимости покупать…

– Бабушка!

– Это очень мило с твоей стороны принимать возмущенный вид, мой дорогой, но кого ты хочешь обмануть?

Она потрепала его по руке и вздохнула.

– В конце концов, я не голодна. Съешь их… Разве здесь не жутко жарко?

Встревоженный, он внимательно на нее посмотрел. Она была немного покрасневшая и, казалось, тяжело дышала.

– Не хочешь пойти на минутку отдохнуть? – предложил он.

– Я думаю, на первом этаже нет, ни одного спокойного места, а моя комната, кажется, так далеко…

– Если нужно, я тебя отнесу!

– О да, ты-то можешь, но нет, я…

Она прервалась, вдруг стесненная в дыхании. Фигуры приглашенных путались перед ней, шум разговоров казался приглушенным.

– Ален, – прошептала она через мгновение, – я не очень хорошо себя чувствую.

Она никогда не произносила этой фразы, в любом случае не перед ним. Клара была всегда в форме и находила смешным жаловаться. Он разом поднялся, пробежал глазами присутствующих, пытаясь найти Готье. Ален его заметил в другом конце гостиной, беседующего со своим тестем, профессором Мазойером. Он стоял очень далеко от них. Мари же, напротив, была в нескольких шагах, она скоро к нему подошла.

– Сходи за Готье, Клара нехорошо себя чувствует!

Растерявшись, она бросила взгляд на диванчик, бабушка выглядела обессиленной, и поспешила за Готье. Ален обернулся к Кларе и опустился на колени перед ней.

– Подкрепление идет, – сказал он, выдавив улыбку.

– Что происходит? – спросил Винсен, которого предупредила на ходу Мари.

– Небольшой приступ усталости, – ответила Клара еле слышно.

Она вытащила камею, чтобы открыть воротник своей рубашки, и брошь упала ей на юбку, а она даже не стала ее искать. Ее щеки покрылись красными пятнами, вены выступили на ее морщинистых руках.

– Ну, бабушка, устала от вечеринки? – бросил Готье, подходя к ним.

Ему было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что ситуация была критической. Он сжал запястье Клары пальцами и нашел пульс очень плохим. Тарелка, которая стояла подле нее, была не тронута. Он на секунду повернулся к Алену и Винсену, которые ожидали его.

– Давайте перенесем ее в комнату, мне надо ее осмотреть…

Вокруг них все пили и смеялись, было, по крайней мере, двести человек, которые толпились в гостиных. Ален нагнулся над Кларой, взял ее одной рукой за спину, а другой под коленями и поднял без усилий.

– Ты с ума сошел! – возразила она вдохнув. – Я не хочу, чтобы люди…

– Никто не обращает на нас внимания, – заключил он успокаивающим голосом.

Винсен, Готье и Мари окружили их, чтобы освободить проход и скрыть их от взглядов приглашенных. В холле, где было меньше народу, Мари заметила Сирила, которому сделала знак подойти.

– Поднимись с нами, чтобы нас не заметили! – бросила она ему.

Они вместе, окружая Алена, поднялись по лестнице, и дошли до комнаты Клары.

– Положите ее на кровать, – сказал Готье, укладывая подушки. – У меня здесь ничего нет, даже стетоскопа…

Он все же расстегнул шелковый корсет и приложил ухо на уровне сердца. Когда он выпрямился, его лицо ничего не выражало.

– Что со мной? – спросила его Клара, глядя ему в глаза.

– Я думаю, у тебя небольшая проблема с сердцем. Это не серьезно, не волнуйся. Я вызову скорую.

Когда они отошли, чтобы позвонить, она притянула его за руку.

– Не может быть и речи! – просвистела она. – Ты потерял голову! Прием в полном разгаре! Ты хочешь испортить свадьбу Даниэля? Ты хочешь, чтобы приглашенные собрались на крыльце и смотрели, как меня уносят на носилках? Меня?

Приступ ярости вызвал у нее удушье, но она не отпустила Готье.

– Я тебе это запрещаю, ты меня слышишь? Это я решаю…

Она упала на подушки с широко открытым ртом, которым искала воздух. Потом боль изменила черты ее лица, и она застонала, но быстро подавила стон. Готье сел рядом с ней, подавленный.

– Бабушка, будь разумна. Я не могу тебя так оставить, я не имею права. Ты понимаешь?

– Вовсе нет. Ты сделаешь то, что я тебе говорю… Я никогда не доверяла ни одному врачу, по крайней мере, ты не предавай меня.

– Ты просишь меня о невозможном. Я буду говорить с тобой откровенно, есть необходимость…

– Но нет! Какая необходимость, в восемьдесят девять лет? Я знаю, что приближаюсь к концу. Мне бы хотелось прожить еще один день и все. Время, когда голубки уезжают в свадебное путешествие и не видят этого.