Гордость, сила и зима - Лина Неидеальная

ее подобрал. Впрочем, — ясновидящий подмигнул мне, — за ним должок был. Хотя, если бы мы не нашли тогда его медальон — папа, конечно, не стал бы его убивать или лишать наследства, это мы краски тогда сгустили, но ворчал бы долго. А потом торжественно бы вручил новый. Твой олененок — как-никак, подарок матери…

— Откуда знаешь? — сказать, что я ошарашена, ничего не сказать. — Очередное видение с моим участием? Знаешь, у меня закрадывается чувство, что ты знаешь обо мне больше, чем я сама.

— Нет, на этот раз дар моего братца проявился во всей своей красе, — засмеялся Эван, но замечая мой заинтересованный взгляд, добавил, — он просто сказал, что его раньше твоя мама носила. И потом подарила тебе, незадолго до своей гибели. Извини, не стоило это упоминать.

Некоторое время мы смотрели на тлеющие угли. Лес тем временем начал оживать, во всех смыслах этого слова — стали доноситься звуки природы: пение птиц, шелест травы, в которой прошмыгнуло какое-то мелкое животное.

— А как ваши родители относятся к тому, чем вы занимаетесь? И, кстати, как тебя вообще приняли в орден? Я, конечно, ни на что конкретное не намекаю, но тебе девятнадцать только. Как-то не сильно ты тянешь на защитника короля.

— Родители… Мама, конечно, жутко переживает всегда. Когда мы домой приезжаем, каждый раз не хочет отпускать нас обратно. Но в глубине души она нами гордится, а про папу и говорить нечего — ему более чем нравится, что его отпрыски занимаются благородным делом. Согласись, здорово поднимает престиж, когда ты в разговоре с поставщиками говоришь что-то в духе: «Помните Зейнский тракт? Там теперь безопасно, мои сыновья недавно обезвредили банду разбойников, которые там промысел вели».

Я согласно кивнула. Насколько мне известно, Форсы уже много веков занимались добычей и продажей драгоценных камней.

— А в орден-то ты как попал? И как давно ты в нем?

— Ордену чуть меньше двух лет — король Филипп, как взошел на престол, практически сразу его основал. Я в ордене почти полгода, зато Лекс, так сказать, стоял у истоков. Уж где они с братом познакомились, я не знаю, не сознаются ни в какую, но Лекс стал иногда его просить прикрыть спину на задании, а год назад Дик стал полноправным членом ордена святой Линды.

— А тебе надоело, что старший братец путешествует без тебя?

— В точку. Один раз у меня было очередное видение, связанное с заданием Дика и Лекса. Тогда я и поставил условие, мол, берете меня с собой, я вам тогда говорю, что, где и когда будет. Постепенно я вошел в круг доверия Его Величества, и оп, Эван Форс — представитель ордена.

— А почему, если Лекс был в ордене с самого его основания, то он с вами в команде? Я так поняла, что у вас там закрытое общество, кого попало не берут, только тех, кто свою преданность доказал. Почему же Винтер с теми, кто вступил в орден позже всех? Или…

— Я понял, о чем ты подумала: у него раньше была команда, но все волею судьбы погибли, выжил он один, и с тех пор работает с теми, кто потом присоединяется. Это не так. На самом деле, он утверждает, что привык работать в одиночку. В общем, не сработался ни с кем. Если честно, то и мы между собой довольно часто цапаемся.

— О да, я это заметила вчера. Слушай, а ты мне часом не секретную информацию разглашаешь? Тебе по голове не настучат потом?

— Да нет, я же тебе не тайные ходы замка описываю. Или еще что-то в этом духе. Так, надо начать кашу варить.

— Может, лучше я? — с надеждой задала я этот вопрос, поскольку воспоминания о вчерашней стряпне до сих пор были свежи.

— А ты умеешь?

— В любом случае, получится лучше, чем у тебя.

Парень возмущенно засопел, но все-таки кинул мне мешочек с крупой.

Ха, значит, это было пшено! Никогда бы не догадалась.

После смерти мамы моим воспитанием занималась гувернантка, тогда как Кристофер сначала обучался в школе, а потом в Академии. Меня же отец не захотел никуда отдавать, опасаясь, что я попаду под дурное влияние. Посещали мысли, чтобы выучиться в соответствии с даром, но, вот незадача, учебных заведений для целителей (именно целителей, а не врачей) не существовало. В основном потому, что их раз, два и обчелся. Иногда посещали мысли, чтобы стать лекарем, но отец оказался решительно против, мол, девушка должна дома сидеть, семью держать, а не по госпиталям таскаться.

Читать, писать, считать я умела благодаря матери, еще она успела посвятить меня в основы школьной программы, поэтому гувернантка обучала чисто женским вещам — пение, игра на фортепиано, рисование, вышивание, оставляя на изучение наук совсем немного времени. Впрочем, уроки рисования были быстро заброшены, поскольку маминым талантом к живописи я не обладала, а вышивание вызывало у приступы ярости, потому что нитки немилосердно путались, и это просто выводило из себя. Относительно неплохо меня удалось научить играть на фортепиано, я до сих пор иногда, по папиной просьбе, садилась за инструмент и исполняла несколько романсов.

Папа, кстати, быстро заметил, что все эти женские занятия доводят меня до зубовного скрежета, и, чтобы как-то скрасить горечь пилюли, начал обучать меня боевым искусствам. С ним занятия были более успешны. Я, конечно, не стала великим воином, но мечом владела вполне сносно. Но опять-таки, с кем сравнивать — с кем-нибудь из городской шпаны я бы не побоялась вступить в бой, а вот за исход серьезного поединка с тем же Эваном поручиться не могла.

Когда услуги гувернантки больше не потребовались, у меня появилось много свободного времени, и я стала проводить его с Мартой и Кристиной на кухне. Мы с Кристиной болтали о всякой ерунде, попутно помогая ее матери готовить. На деле готовка мало чем отличается от варки зелий, так что с приготовлением пищи у меня нет особых проблем.

Когда Лекс и Дик наконец проснулись, пшенная каша была готова и похожа, собственно, на пшенную кашу, а не продукт вторичной переработки.

Наконец, с завтраком было покончено. Лекс и Эван начали собирать вещи, а я принялась залечивать бок Ричарда.

— Спасибо, — поймала я на себе недоуменный взгляд и добавила: — за цепочку.

— Квиты. Там, правда, замок сломан, но ювелир быстро сделает, скоро носить сможешь.

— А что вы решили делать с некромантом? Нельзя же его оставлять на свободе, кто знает, что этому ненормальному в голову взбредет. Не вертись, Форс.

— Лексу удалось его