Ястреб халифа - Ксения Медведевич

Аммар подумал и сказал:

– Прости меня, Тарик. Я вел себя неподобающе и глупо.

– Даю тебе мое прощение, – вежливо склонил голову самийа.

Из рассказов о славных деяниях и хроник:

Известно, что Тарик аль-Мансур держал при себе отряд преданных воинов, доверяя им более остальных и всецело полагаясь на них в битвах. Рассказывают, что личную гвардию аль-Мансура в народе называли Кафирской или Неверной, ибо состояла она из сумеречников и головорезов из диких племен, однако подобные сведения, как пишет ибн Хальдун, нельзя считать надежными.

Напротив, через мужей уважаемых и почтенных передается, что воины аль-Мансура именовали себя «Когти Ястреба» и получали жалованье как гвардейцы халифа.

Известно, что в гвардию набирали юных рабов – сначала ханаттани, а потом степняков и тюрок, отчего корпус еще называли южанами. Мальчиков воспитывали при дворце в истинной вере и в преданности повелителю верных. В школе халифа им давали прекрасное образование, а затем отправляли служить в гвардию. Прошедшие сквозь бури войн и жестоких походов юноши становились зрелыми мужами, которым халиф и вазиры охотно доверяли командование войсками и управление провинциями. По крайней мере половина наместников в аш-Шарийа были вольноотпущенниками халифа из числа южан.

О том, как гвардейцы аль-Мансура получили свое прозвание, ибн Хальдун пишет следующее: придворный поэт аль-Архами сложил стихи в честь победы над степняками.

Вот они:

И если исходит мраком броня, в боях почерневшая,

То чаши в руках прелестных сияньем полны до краев.

Рабыни играют на лютнях, а наши храбрые воины

Мечами такт отбивают на звонких шлемах врагов.[18]

А на пиру, продекламировав эти поражающие сердца стихи, воскликнул: «Воистину четыре тысячи храбрецов – как четыре стальных когтя на лапе гордого охотника!». И все подхватили: «Воистину это так!» И с тех пор корпус южан стал так и зваться – «Когти Ястреба».

Ибн Хальдун также пишет, что аль-Мансур с пренебрежением относился к ополчению и не принимал его под свою руку, не заручившись грамотой от халифа со словами «Даю тебе право казнить и миловать», каковую грамоту, по рассказам, аль-Мансур всегда носил в рукаве, дабы избежать ненужных споров и беспорядков.

Ибн аль-Кутыйа, «Всемирная история».

Беникассим, две недели спустя

Джунгары наступали слитной гикающей лавой – огражденная горами долина покорно стелилась им под ноги. Копыта лошадей топтали ячмень и пшеницу, конники с улюлюканьем проносились среди низеньких оливковых деревьев, рядами высаженных на пологих склонах.

Впереди они видели скопление серых домишек – предместье Беникассима, к которому бежали, размахивая руками, людишки в белых ашшаритских рубахах и платках. На улицах, видимо, тоже царил переполох, в глубине кварталов слышались отчаянные крики. Глупые скоты хотели избежать неизбежного и прятались по подвалам. Высокий замок серого гладкого камня у подножия гор закрыл ворота, и теперь джунгарам предстояла любимая забава: гонять по узеньким улочкам верещащих скотов, хлеща их плетьми и рубя на скаку. А потом проехаться от дома к дому, выволочь тех, кто пытался в глупости своей спрятаться, выгнать в поле и начать вспарывать животы и рубить на части.

Замок мог подождать – для него в обозе везли таран, штурмовые лестницы и катапульты. Если глупые ашшариты усилили гарнизон – что ж, прекрасно, Онгуджаб-нойон привезет больше голов их военачальников. Если замок попытается защитить их новый полководец, высокий чужеземец с очень белой кожей, – что ж, Онгуджаб-нойон привезет и его голову. Эсен-хан с удовольствием посмотрит в бледное лицо наглеца.

На полном скаку джунгары влетели в улочки предместья, замелькали глухие заборы. Впереди все еще метались крики убегающих людей, мелькали среди стен белые полы джубб, черные абайи женщин. Лава втянулась в изломанные кривые переулки, замедляясь и гулко топоча по отдающим эхом проходам.

И тут в них со всех сторон полетели стрелы и дротики. Избиваемые лошади свечили и молотили копытами воздух и глину заборов, топтали тела упавших, в давке поддавали задними ногами и сбрасывали седоков в кровавое месиво под копытами.

Тем не менее джунгарам удалось быстро вырваться из засады – бунчук Онгуджаб-нойона о семи черных хвостах вынесли на видное место, и вокруг него стали собираться значки тысячников. Посланные гонцы быстро разнесли увязшим в уличных боях конникам приказ вернуться и занять место у знамени предводителя.

Джунгары уже строились для новой атаки, когда в тылу у них раздались топот копыт и выкрики на ашшаритском: несколько сотен легких всадников с луками и дротиками вылетели из апельсиновой рощи у дальнего горного склона и очень быстро сблизились с приближающимся обозом тумена. Подскакав на расстояние прицельного выстрела из лука, ашшариты принялись расстреливать табун запасных лошадей. Пронзительный визг умирающих коней поднимался от скал к небу, как послание из лошадиного ада. Со стороны желто-серых гор на другой стороне долины приняли в галоп еще несколько сотен всадников в белых джуббах – как призраки, они возникли из ложбины между засаженными оливами холмами. Эти конники, вооруженные копьями и мечами, налетели на табунщиков и на кибитки с добром и женщинами – и принялись рубить все живое. К лошадиным воплям прибавились человеческие. Из повозок выскакивали люди, их секли на скаку.

Джунгары дрогнули, развернули знамена и бросились спасать коней и семьи. Но ашшаритские всадники при виде надвигающейся на них кавалерии молниеносно развернулись, рассредоточились и разлетелись по долине. Кочевники рассыпали ряды и стали метаться между трупами, пытаясь собрать разбежавшихся запасных лошадей и отыскать домашних в развороченном обозе.

Из замка донесся низкий бой барабанов. Ворота открылись, и оттуда хлынули конники в кольчугах и с длинными копьями. Последние ряды еще покидали замок, когда всадники из головы отряда уже сшиблись с арьергардом джунгарского строя и начали быстро вклиниваться во вражеские порядки.

С восточного склона долины тоже послышался барабанный бой. Из темных рощ каменного дуба выдвинулись первые ряды тяжелой конницы. Всадники под белым знаменем халифа стали разворачиваться в широкий строй. По сигналу трубы они пошли в копейную атаку на джунгарский фланг. Кочевники не успели построиться для отражения этого натиска – их опрокинули, джунгары оказались зажатыми между замковым отрядом и конной лавой под знаменем Аббасидов. Пошла сплошная, грудь в грудь, рубка.

Рассыпавшиеся по долине всадники ашшаритов перегруппировались и снова собрались в боевые порядки. Сблизившись с расползшимся по обозу головным джунгарским полком, ашшариты принялись засыпать кочевников стрелами и камнями из пращей. Среди кибиток воцарился дикий хаос. Наконец, израсходовав стрелы и камни, ашшариты влетели в лагерь кочевников и взялись за мечи.