Переплетения судеб - Даниэлла Роллинс

– Завтра утром Черный Цирк вернется в прошлое – точнее, в 2073 год, – в канун того страшного землетрясения, которое уничтожило солнечные панели, выставленные неподалеку от университета. Мы заберем их и привезем сюда. Мы вернем в Новый Сиэтл, который вот уже пять лет живет во мраке, тепло и свет!

Глядя на восторженную толпу, Дороти не сумела сдержать улыбки. Эти восторги были адресованы им с Романом.

Ей.

Она повернулась к Роману и улыбнулась ему, но тут заметила, что он остановил взгляд на дальнем конце зала, а его улыбка вдруг сделалась напряженной.

Проследив за его взглядом, Дороти увидела юношу с золотисто-русыми волосами. Одет он был в черный костюм и черный же галстук, но она без труда представила его в кожаной куртке и белой футболке, с раскрасневшейся от долгого пребывания на солнце кожей.

Когда он вскинул руку, чтобы снять черную маску, Дороти взволнованно замерла…

А через мгновенье увидела встревоженное и мрачное лицо Эша. Он задумчиво сдвинул брови, в его золотистых глазах бушевало пламя, а на скулах вздулись желваки.

Дороти сглотнула подступивший к горлу ком. Она знала, кого он видит, глядя на нее: Квинн Фокс, чудовище, беспощадную убийцу.

Она же видела юношу, склонившегося над двигателем аэроплана, который упал на поляну неподалеку от церкви. Юношу, который поцеловал ее на борту машины времени.

От воспоминаний о том поцелуе губы точно огнем обожгло, а ладони вдруг стали липкими от пота. Что же она творит? Что она вообще забыла на этой сцене? Отчего не вернулась к нему?

Дороти не в силах была отвести от Эша глаз. Она понимала, что не стоит так бессовестно на него пялиться, но отвернуться не могла. Это было все равно что бороться с земным притяжением.

– Прошу меня извинить, – пробормотала она каким-то чужим голосом.

И невозмутимо сошла со сцены, высоко подняв голову, точно это было запланировано. Дверь находилась недалеко – прямо за платформой. Дороти скользнула за нее, и шум толпы тут же утих, приглушенный деревянной обивкой и стенами.

Можно было остаться здесь, прижаться затылком к двери и ждать, пока восстановится сбившееся дыхание, но кожа по-прежнему беспокойно зудела, и Дороти устремилась дальше по длинному извилистому коридору, двигаясь настолько проворно, насколько это вообще было возможно в длинном платье. В конце коридора она наткнулась на дверь, за которой обнаружилась уборная.

Слава богу.

Стук ее каблуков отдавался от влажной плитки гулким эхо. Электричества в комнатке не было, но на стенах поблескивали свечи, а их огоньки отражались в окнах и зеркалах.

Дороти подошла к раковине, открыла кран и, заставив себя дышать глубоко и медленно, стала смотреть, как пляшут вокруг стока водные струи. Набрав полную раковину, она зачерпнула воду ладонями и щедро побрызгала себе на лицо, а потом и на шею.

«Все хорошо», – твердила она себе. Просто людей в зале было слишком много, и это выбило ее из колеи. Ей было неловко стоять на сцене перед такой огромной толпой. Чувствовать на себе множество взглядов, в которых так и читался вопрос: «Откуда же у нее этот страшный шрам?» Куда спокойнее она себя ощущала, когда ее лицо скрывал капюшон, когда она сама решала, что увидят при взгляде на нее другие люди.

«Никакие не “другие люди”, – прошептал голос, зазвучавший где-то на задворках сознания. – А один-единственный человек. Эш».

Дороти зажмурилась, тяжело дыша. Да, это правда, тут и спорить глупо. Ни в коем случае нельзя было допускать, чтобы Эш увидел ее рядом с Романом, чтобы он заметил ее шрам… И почему она передумала надевать эту несчастную маску?!

Она замерла, вцепившись в края раковины. С лица капала вода.

А она ведь думала, что все кончено. Что она отпустила его.

Она сама выбрала такую жизнь.

Дороти закрыла кран, не поднимая головы. Позади послышался тихий шорох – казалось, это кто-то едва слышно выдохнул, и она резко обернулась, разбрызгав вокруг капли. Пульс резко подскочил. Но за спиной никого не было.

Дороти помотала головой и сдернула с вешалки полотенце. Наскоро вытерев лицо, она швырнула его в раковину, поспешила к двери, распахнула ее, и…

У нее перехватило дыхание.

В коридоре, прямо напротив нее, стоял Эш, вскинувший руку в воздух – видимо, он собирался постучать в дверь, но, увидев Дороти, застыл на месте, приковав к ней взгляд.

Она лишь тихо выдохнула, ничего не сказав. Казалось, стоит ей начать говорить – и пересохшие губы тут же растрескаются и закровоточат.

Перед ней стоял Эш.

Воздух подрагивал. Ноги вдруг сделались ватными.

В его глазах бушевало пламя, а когда он заговорил, Дороти уловила в его тихом голосе неподдельную горечь и боль.

– Так это ты, – сказал он. – Наконец-то я тебя нашел.

В обрамлении белоснежных волос перед Эшем было обезображенное, печальное лицо Дороти. Он невольно нахмурился. Он не знал, при каких обстоятельствах она получила эти страшные увечья – но воображение рисовало самые что ни на есть мрачные картины. Ему вдруг остро захотелось коснуться ее щеки, утешить ее, успокоить. Рука его дрогнула…

Но тут ее лицо резко ожесточилось, а все эмоции исчезли с него, словно кто-то, хлопнув невидимой дверью, запер их в потайном чулане. Она вскинула голову и расправила плечи.

– Эш, что ты тут делаешь? – спросила она.

Ее голос – такой родной, знакомый до боли, – хлестнул Эша, точно плеть.

– Что я тут делаю? – повторил он, на мгновенье оцепенев. – Да вот, увидел, как Квинн… точнее, как ты выступаешь по телику, и решил заглянуть и узнать, как же это Черному Цирку удается путешествовать во времени.

Впрочем, имелись у него и другие причины, но он не знал, как о них рассказать. Как произнести эти слова: «Я пришел, чтобы отыскать Квинн. Чтобы познакомиться с девушкой, которая убьет меня. Я ведь и подумать не мог, что ею окажешься ты».

Дороти склонила голову набок. Она и раньше не раз так делала, и от этих воспоминаний у Эша вдруг защемило в груди.

– Удивлен? – поинтересовалась она.

Удивлен?

– Можно и так сказать, – невесело отозвался он. Встречу с ней он представлял себе сотни раз, но, разумеется, и помыслить не мог, что она будет такой. – Я думал, ты погибла, – еле слышно выговорил он.

Конечно, он изо всех сил старался не зацикливаться на этой мысли, но она приходила ему в голову. Она мучила его долгими ночами, когда он лежал в темноте без сна, а в голове настойчиво звучало: «Дороти мертва. Это ты ее убил».

А теперь…

Его взгляд остановился на извилистом шраме, обезобразившем половину ее лица.