Гордая птичка Воробышек - Янина Логвин

— Куда? — поднимаю я голову. На миг мне кажется, что он сейчас выставит меня за дверь, в холодную декабрьскую ночь, и я испуганно озираюсь на темное, подмерзшее окно с едва заметно тлеющим за ним светом фонаря.

Но Люков словно читает мои мысли.

— В спальню, Воробышек, в спальню, — устало отвечает, подходит и бросает мне на колени чистую футболку и полотенце. — Можешь принять душ, я не против. Новую зубную щетку найдешь в малом шкафу, говорит, возвращаясь в комнату. — Только свет за собой потуши. Надеюсь, у тебя хватит сил не уснуть на ходу.

Сил хватило. Как раз на то, чтобы принять душ, сполоснуть белье и мышью проскользнуть мимо развалившегося на диване Люкова в темную спальню. Я еще не была в этой комнате и иду к месту указанной хозяином ночевки почти на ощупь, забираюсь под теплое одеяло, взбиваю подушку и тут же засыпаю. Быстро и глубоко, так спокойно, словно в давно знакомом месте. Впрочем, на границе сна я все же успеваю подумать, что так и не позвонила Таньке.

* * *

Мне снится вертолет. Огромный и шумный. Я лечу в нем над бескрайним сияющим морем, почему-то вместе с Люковым, а горячий солнечный луч лижет жаром мое ухо.

Когда я просыпаюсь, то обнаруживаю рыжего кота забравшимся в постель и нагло спящим на моем плече, и невольно вспоминаю своего любимого Борменталя с его схожими привычками, оставшегося дома.

Пять утра — подсказывает мне телефон. Я спала всего ничего, и еще слишком рано, но сон слетает с меня, словно вспугнутый тихим окриком воришка. Я встаю, высовываю нос в темную гостиную, натягиваю футболку пониже на бедра и крадусь мимо спящего парня в сторону ванной, где опрометчиво забыла вещи. Умываюсь и тихо ухожу на кухню. Затворив за собой дверь, зажигаю свет и начинаю шелестеть продуктами, помня о том, что так и не отплатила Люкову за сделанный им накануне чертеж.

Я тушу мясное рагу и жарю картофельные оладьи. Кормлю сметаной вертящегося у ног кота. Когда стрелка на настенных часах показывает половину седьмого, у меня уже все готово, и я решаюсь взглянуть, не проснулся ли Люков, и если нет, то тихо сбежать домой.

Ильи в комнате нет. Мало того, диван оказывается начисто заправлен и собран, а сам хозяин, пока я в недоумении оглядываюсь по сторонам, показывается из лоджии. Выходит обнаженный по пояс с декабрьского холода, босиком, одетый только лишь в низко сидящие на бедрах свободные штаны, и останавливается передо мной. Отстраненно поднимает глаза.

Мне бы восхититься скульптурным сложением торса парня, узкой, темной дорожкой волос, сбегающей куда-то вниз, гладкими, плотными бицепсами и рельефным прессом — я все же женщина и способна оценить непредвзятым взглядом сильное гибкое тело Ильи. Но вместо этого я с изумлением таращусь на мелкие капли пота, рассыпанные бисером по оголенной груди.

— Люков! — восклицаю, не в силах сдержаться. — Ты что там делал? С ума сошел! Декабрь на дворе, простудишься! — оглядываюсь по сторонам в поисках какой-нибудь теплой вещи, но нахожу лишь шерстяной плед, лежащий на спинке кресла. Делаю шаг, снимаю его и набрасываю парню на плечи…

Руки Люкова легко пресекают мой благородный порыв. В один миг перехватывают запястья и отводят от плеч. Плед падает к ногам, Илья отпускает мои руки, обходит стороной и холодно интересуется, уже из глубины комнаты:

— Как спалось, Воробышек? Вижу, не очень-то крепко, раз уж ты с рассветом на ногах. Что, клопы закусали? Или домовой измучил? Я смотрю, он от тебя ни на шаг.

Какие еще клопы? Какой домовой? Я поворачиваюсь к Люкову и растерянно наблюдаю за его смуглыми пальцами, перебирающими вещи в открытом ящике большого комода. Мысленно одергиваю себя, отводя взгляд в сторону, когда замечаю, что в течение целой минуты молча таращусь на заметную игру мышц на крепкой мужской спине.

— Спасибо, о-очень хорошо, — отвечаю, принявшись разглядывать висящую на стене фоторепродукцию знаменитой картины. — Нет, правда, Илья, замечательно спалось, — спешу уверить радушного хозяина, приютившего нежданную гостью. — Зря ты так. У тебя удобная кровать, и если честно, она куда лучше, чем у меня в общежитии. Я просто раньше выспалась, — пожимаю плечом, — вот и встала.

— Ну да, — хмыкает парень, задвигая ящик. Поворачивается и бросает на диван стопку чистых вещей. — Я видел, как ты выспалась. Советую завязывать с таким экстремальным сном, Воробышек. Это слишком, даже на мой взгляд.

Я бы хотела, но не могу пропустить упрек парня мимо ушей. Действительно, глупо получилось. К тому же я, кажется, не извинилась перед ним за то, что невольно испортила многообещающий вечер с симпатичной девушкой и навязалась со своими отсиженными конечностями на его кровать. Мне вдруг думается, что я совершенно некстати вчера оказалась перед дверью его квартиры. Что ничего не знаю о его личной жизни. Что, возможно (хотя и догадываюсь о характере парня завязывать непродолжительные, ни к чему не обязывающие интрижки), сама того не желая, могла послужить причиной разрыва более глубоких отношений. А вдруг? Ведь то, что девушка была не на шутку расстроена, я успела понять.

Не знаю, наверно, мама права, и я совершенно не умею владеть лицом. Я вздыхаю, поправляю очки, убираю за ухо выбившуюся из захвата шпильки непослушную прядь волос, переминаюсь с ноги на ногу и безуспешно подбираю слова: то ли для извинения, а то ли для благодарности. Все блуждаю взглядом по стене, перескакивая с предмета на предмет, не зная с чего начать, когда Люков внезапно не выдерживает и говорит сам:

— Довольно, Воробышек, хватит бичевать себя. Случилось так, как случилось. Мы все успели до тебя, если тебе интересно.

Я поднимаю взгляд и встречаюсь с темными глазами Ильи — карими и колючими. Мои щеки тут же опаляет жаром: от его откровенности и от того, насколько я для него прозрачна. Он смотрит на меня как всегда — хмуро и холодно, видно по-другому просто не умеет, и я в который раз смущаюсь под этим взглядом.

— Все равно неудобно получилось. Ты уж извини, Илья, — отвечаю, оглянувшись на звук скрипнувшей двери в кухню и выползающего в узкий проем кота. Сытно мяукнувшего при виде хозяина. Говорю, чувствуя неловкость. — Я, пожалуй, пойду. Скоро рассветет, да и пора мне, — поворачиваюсь в сторону прихожей, решив оставить парня одного — время подходит к семи, нежданной гостье пора бы уже и честь знать! — но он останавливает меня вопросом, лениво прозвучавшим в спину:

— Ты уже позавтракала, Воробышек? Вкусно пахнет.

— Нет, я… — собираюсь сказать, что если сейчас уйду, то вполне успею забежать перед первой лентой в общежитие и позавтракать с Танькой, но вдруг, уловив в лице парня едва наметившуюся кривую усмешку, хмурюсь. Спрашиваю осторожно и с подозрением:

— А что? Только не намекай, Люков, что хочешь кофе. Кофе вреден для здоровья, знаешь ли, особенно в больших количествах.

— Кофе? И не думал даже, — он разворачивается и невозмутимо проходит мимо меня в душ. — Давай чай, Воробышек, — повелительно бросает через плечо, захлопывая дверь ванной комнаты перед самым носом увязавшегося за ним кота. Повышает голос так, чтобы я услышала его из-за двери. — Сделай, и будет тебе к университету личное такси, а к зачетной неделе — счастье!