Жена-незнакомка - Эмилия Остен

Потом они очень долго спорили. Голоса то повышались, то опускались до свистящего шепота. Говорили о том, как Аньес похожа на сестру, и никто ведь не знает, что сегодня умерла именно Жанна, а Раймон – тот едва взглянул на невесту и вряд ли заметит подмену после долгой разлуки. Что Аньес сумеет управлять домом гораздо лучше сестры, что она сумеет солгать мужу, и ложь эта во спасение, спасение для всех. Они говорили все – даже скорбящие родители, которые увидели выход из, казалось бы, безвыходного положения. Элоиза возражала, горячась, и сжимала кулаки, пытаясь отстоять жизнь Аньес, ее совесть, ее душу.

Сама Аньес молчала и слушала и с каждым произнесенным словом понимала: она хочет оказаться далеко отсюда, как можно дальше, и немедленно.

Потому, когда она негромко произнесла:

– Я сделаю, – ее услышали все. И умолкли.

– Послушай, ты не должна… – начала Элоиза, однако Аньес остановила ее легким жестом.

– Дело не в долге… вернее, не только в долге. – Она не стала объяснять, что теперь в пожизненном долгу перед Жанной. – Я сделаю все, чтобы жертва моей сестры оказалась не напрасной. Завтра я уеду.

– Но ты не готова… – пискнула мать и умолкла под тяжелым взглядом супруга.

Аньес стало противно.

– Завтра я уеду, – повторила она, поднимаясь, и посмотрела на мадам де Салль сверху вниз. – Элоиза, ты окажешь мне честь и поедешь со мной?

Та вскочила, обняла девушку.

– О да, милая моя, о да.

– Я поступлю так, как вы просите, – сказала Аньес, обращаясь ко всем присутствующим, кроме Элоизы, чьи теплые объятия согревали. – Я стану поддельной женой Раймона де Марейля, если от этого зависит не только моя жизнь. Но я больше не хочу об этом говорить.

Она пошла к двери, и Элоиза следовала за ней как тень. И лишь у самого выхода их догнал страдающий голос отца:

– Аньес!..

Она обернулась и произнесла отрешенно:

– Меня зовут Жанна. Моя сестра Аньес умерла сегодня.

Она быстро привыкла к новому имени. Что значило имя! Всего лишь сочетание привычных звуков. К счастью, после отъезда из Кремьё вокруг не осталось людей, кроме мадам де Салль, которые знали настоящую Аньес. Даже служанку она с собой не взяла. Слугам было велено молчать, и, судя по тому, что за два года никто не попытался оттащить обманщицу за волосы на Гревскую площадь и казнить на потеху публике, ни один из обитателей старого дома близ Руана не проговорился. Да и кому им было рассказывать тайну? И зачем?

Приехав в Марейль, Аньес – Жанна – была очарована им. Летом окрестности превращались в шелковый сон, в полузабытую сказку, и в неторопливости природы крылось столько спокойствия, что нельзя было не воспользоваться им. Потрясение уходило, уступая место решимости и горечи. Если родители так хотят, если это единственный способ, которым можно искупить свою вину перед сестрой, – хорошо. Это следовало сделать.

После приезда Жанна сочинила свое первое письмо Раймону, стараясь в шутливом тоне описать дорогу и выражая восхищение замком. Для шевалье де Марейля ничего не произошло, и не стоило ему сообщать о смерти сестры, которую он вряд ли помнил. И когда Раймон ответил некоторое время спустя, Жанна удивилась. Их переписка была преисполнена тщательно сдерживаемого любопытства: что за существо стоит на том конце нити, подрагивающей в руках?

Не было дня, чтобы Жанна не вспоминала о сестре. Не было ночи, когда она заснула бы, не помолившись о том, чтобы ее душа сидела сейчас у престола Господня и улыбалась так нежно, как всегда. Пусть сестра покоится с миром. Война осталась здесь.

Какой страшной может быть любовь, думала Жанна, если не удавалось заснуть сразу, и непрошеные слезы скатывались по щекам. Она по-прежнему считала себя виноватой в том, что произошло. Высшие силы чувствуют такие вещи. И Бог решил наказать свою непокорную дочь, познавшую грех гордыни и позабывшую о своем предназначении – быть смиренной. Из-за нее умерла сестра, а значит, искупление должно быть огромным. Вот теперь мысль о монастыре уже не казалась абсурдной, только вот монастырь ничем бы не помог. Пока не появится наследник, остается опасность, что принесенная жертва напрасна. Значит, следовало дождаться Раймона из армии, убедиться, что он ничего не подозревает, взойти с ним на ложе и зачать ребенка. Тогда все будут в безопасности, и только Жанна с Элоизой останутся заложницами своего выбора. Навсегда.

Впрочем, разве так не происходит каждодневно? Ты делаешь выбор, а последствия – это полностью твоя ответственность. И тут сложно питать иллюзии.

Существовала только одна проблема – кузен Кантильен.

Конечно, скрыть от него произошедшее не удалось: хотя он и не присутствовал при решающем разговоре, утром наблюдал отъезд кузины, и пришлось дать объяснения. Сначала кузен возрадовался и заявил, что теперь-то все заживут на славу. Покойница, глупышка, не смогла бы вертеть Марейлем как захочет, а вот у Аньес получится. Это значит, что деньги потекут рекой. Дядя жестко осадил Кантильена, сказав, что это решает не он. Чем у них кончился разговор, неизвестно, однако иногда в приходивших от родителей письмах Жанна читала: Кантильен недоволен по-прежнему. Ему казалось, что от состояния богача де Марейля можно отщипнуть и побольше. Однако Жанна придерживалась условий брачного контракта и отправляла в Кремьё только те суммы, которые Раймон согласился платить. Не хватало еще воровать у собственного мужа.

Можно было не ожидать неприятностей, так как Кантильен покорялся отцу, понимая, от кого зависит благополучие. Однако в письме, полученном Жанной утром, сообщалось, что старший де Мюссе умер. У дяди всегда было слабое сердце.

По здравом размышлении Жанна и Элоиза решили ничего не предпринимать. Какой смысл готовиться к тому, что, скорее всего, не произойдет, – а если произойдет, то совсем не так, как представляется. На всякий случай они договорились: если Кантильен объявится, Элоиза возьмет на себя разговор с ним. Ни в коем случае не следовало привлекать внимание Раймона к происходящему.

Однако печаль от потери была искренней – и шевалье де Марейль заметил это за обедом.

– У вас обеих грустные лица, – произнес он после того, как очередная попытка завязать разговор потерпела неудачу. – Что-то случилось?

– По правде говоря, да. – Жанна отложила вилку. Есть не хотелось. – Сегодня я получила вести из дома. Мой дядя, брат моей матери, скончался.

– Я соболезную, – произнес Раймон и, помолчав, спросил: – Возможно, нам стоит отменить бал?

– О! – Жанна не ожидала от него подобного предложения. Муж не казался особо чутким в таких вопросах. – Пожалуй, все-таки нет. Я не слишком хорошо знала дядю, и хотя его кончина огорчает меня, печаль скорее развеется, если мы все-таки пригласим гостей.

– Я понимаю, что вы не хотите быть невежливой, отменяя все за день до бала, но вы имеете полное право.