Автопортрет, или Записки повешенного - Борис Березовский

Что касается Явлинского, я, конечно, во многом, в огромной степени разделяю те взгляды, которые он очень последовательно в течение долгого времени высказывает как политик. Но никаких шансов реально стать президентом на выборах 2000 года Явлинский конечно же не имел. Не говоря уже о Чубайсе. Кстати, в этом смысле он значительно адекватнее Явлинского. Он хорошо это понимал и поэтому сам не выдвигал свою кандидатуру.

У меня вообще сложное отношение к Явлинскому. Все ссылки на мое противостояние Явлинскому не имеют под собой реальной почвы. Явлинский считал, что может быть избран президентом России, а я считал, что не может. И вот это различие, то есть отсутствие моей поддержки, было прочитано и Явлинским, и небольшой частью общества как мое противостояние идеям Явлинского. Я в огромной степени разделяю идеи «Яблока». Явлинский апеллирует к наиболее интеллектуальной части общества. И если говорить о моей близости, близости моей позиции к любой политической партии, то, конечно, это позиция самого Явлинского и позиция «Яблока».

Амбиции часто бывают выше ума. Явлинский – тому пример. Ум у него есть, а адекватности нет. Я много раз подчеркивал, что Явлинский сыграл огромную роль в строительстве демократического крыла политической жизни в России. Но сегодня у меня ощущение, что он устал. Плюс амбиции, которые для него абсолютно приоритетны, выше любых других чувств и резонов. Наиболее уничижительной чертой Явлинского я считаю то, что он никогда ничего не ставил для себя выше, чем получить власть. Помню, как в 1996 году в Давосе я пытался с ним договориться, чтобы он снял свою кандидатуру в пользу Ельцина. Безуспешно. Он мне сказал: «А почему вы не поставите на меня? Я могу быть избран». Он не понимал, что выбор между ним и Зюгановым в 1996-м был однозначный, без вариантов и не в его пользу.

Однажды Андрея Дмитриевича Сахарова спросили: «В чем смысл жизни?» Он ответил: «Смысл жизни в экспансии». Это сверхгениальная мысль. Экспансия – это в классическом смысле уменьшение хаоса, увеличение порядка в мире, как говорят в физике – уменьшение энтропии, увеличение порядка во внешнем мире за счет увеличения его в мире внутреннем. А по существу – это изменение мира по своему разумению. Есть экспансия внешняя, а есть внутренняя, т. е. возможность контролировать себя и направлять себя. Вторая значительно серьезнее и сложнее. Начнем с полового инстинкта, который ведет к биологической экспансии. Следующая точка – экспансия идеологическая. Когда я хочу утвердить свою точку зрения, свои ценности. Все это – проявления внешней экспансии. А еще есть проявление внутренней экспансии, то есть жизнь в согласии с собой, с Богом и так далее. Так вот, я хочу жить в ладу с собой, со своей совестью.

Большинство ассоциирует экспансию с агрессией, с расширением себя и разрушением других. Так вот, экспансия – смысл жизни не только для меня. Практически для всех людей смысл жизни составляет экспансия, т. е. изменение мира по своему разумению. Одни делают это сознательно, другие – неосознанно, но я как раз считаю, что это значительно лучше, чем бессмысленность существования.

Как большинство обычных советских людей, я считал, что себя можно реализовать в науке. Я, конечно, не задумывался о том, чтобы пойти в большую политику при советской власти. Это было очень номенклатурно, это было очень расово, и было много-много всяких других причин. У меня не было «больших» родителей. У меня была «неправильная» национальность для Советского Союза. И даже когда я решил пойти в бизнес, то абсолютно не думал заниматься политикой. А потом, когда я почувствовал, с одной стороны, недостаточность усилий только реформаторов, прежде всего Ельцина и команды, которую он собрал, чтобы продвигать реформы дальше, а с другой стороны, у меня появились интересы в бизнесе, которые нельзя было отстаивать никакими другими методами, кроме как политическими, я принял совершенно сознательное решение заниматься политикой. Но самое главное, что мне это стало интересно. А я всегда занимаюсь только тем, что мне интересно.

Начиная с конца 1995 года я практически перестал заниматься бизнесом, четко определив свои приоритеты в пользу политики. Я передал практически всё управление бизнесом своим партнерам. Почти всё свое время – 90 процентов его, а то и больше, я посвящаю политике. Я считаю, что отстаиваю интересы прежде всего капитала, капитала в широком смысле. Олигархи все люди очень рациональные. Если появился среди них вот такой, который один в состоянии серьезно отстаивать их интересы, то, пока у него сил хватает, зачем им самим участвовать? Я же решал задачу, которую нужно было решить. Это мой собственный выбор. Поэтому я и на переднем крае этой борьбы, серьезной борьбы, не на жизнь, а на смерть. Поэтому-то все основные шишки на меня. Если бы меня не было или когда меня не станет, а по-прежнему останутся проблемы, я уверен, появится другой или другие, которые будут точно так же отстаивать свои интересы.

Политику в России делает не народ, а тысяча человек. Потому что деньги – это основной инструмент влияния на политику. Деньги существенно на нее влияют. Но я бы только не говорил так вульгарно – деньги. На самом деле капитал существенно влияет на политику. В этом смысле роль капитала в России все больше и больше возрастает. Другое дело, что, к сожалению, это все превратилось в спекуляцию, причем достаточно глупую, поскольку, конечно, в России не существует никакой олигархии, и, более того, капитал в России еще очень слаб, и власть государства несоизмерима с властью капитала в России. Власть капитала в России несоизмерима с властью капитала, например, в Америке или во Франции. Конечно, там она выше. И это нормальная ситуация. Другое дело, что ненормально, когда капитал пытается диктовать что-либо власти. Вот это ненормально! Но до этой ситуации в России еще очень далеко, и я думаю, что никогда такая ситуация в России не возникнет.

Бизнес во всех странах мира имеет колоссальное влияние на власть. И в огромном числе стран предопределяет – что есть власть. Это реалии, которые возникли уже и в России, так как бизнес активно участвует в выборах – легально или подпольно, но участвует. И то, что бизнес идет во власть, я расцениваю как положительную естественную тенденцию и считаю, что это поможет продвижению России по пути реформирования. Неформальный способ общения власти с капиталом существовал и не мог не существовать. В этом нет ничего зазорного. Такое общение абсолютно необходимо. Речь как раз идет о том, чтобы легитимизировать это общение, чтобы оно было не под столом, не на закрытом совещании, а чтобы это было открыто для общества. Это совершенно естественный процесс, естественное общение, которое существует во всех странах.

Я занялся политикой не только потому, что это было необходимо из-за бизнеса. А потому, что меня сильно волновало то, что происходит в стране. Я внутренне чувствовал ответственность за то, что происходит в России. Персональную ответственность. Она не была связана ни с какими внешними привходящими причинами. Я просто почувствовал, мне представилось, что я понимаю что-то лучше других и могу мотивировать, почему это так.

У меня нет ни политического, ни исторического, ни юридического образования. Все мои познания и эмоции на ниве общественно-политического устройства государства я или почерпнул из прочитанного, или прочувствовал. Это было в конце 1994 – начале 1995 года, с того момента, как вышел указ президента об акционировании ОРТ. Приобретение 49 процентов акций ОРТ оказалось поворотным событием в моей жизни. Я никогда не утверждал, что телевидение – мой бизнес. Для меня было важно, чтобы ТВ – мощнейший рычаг политического влияния – не достался коммунистам. И когда ОРТ перестало быть государственным, именно оно возглавило штаб борьбы Ельцина за то, чтобы не допустить победы коммунистов на выборах в 1996 году.