Автопортрет, или Записки повешенного - Борис Березовский

Ельцин, как управляющий страной, не посягал на капитал, но он его и не поддержал в той мере, в которой это было нужно, чтобы реформы продвигались быстрее. Да он и не давал никаких обещаний. Это же мы пришли к нему просить, чтобы он стал президентом, а не он пришел к нам с просьбой о помощи. Ельцин был очень нужен капиталу – как единственный гарант, что капитал выживет в нашей стране. Но Ельцин после выборов фактически прожил без опоры на капитал весь второй срок.

Капитал должен защищать себя сам, поэтому очень важно, чтобы те люди, которые считают себя предпринимателями – капиталистами, если угодно, – сами пошли на этот период во власть, потому что они точно знают, какие законы нужны для экономического развития страны. Если совсем вульгарно, то так: власть нанимается на работу капиталом. Форма найма называется выборами. Без крупных капиталистов ни одно демократическое государство не обходилось. Власть в демократическом государстве всегда опирается на крупный капитал, чутко реагирует на его настроения. Но и капитал понимает ответственность перед обществом. В России этого пока не произошло, если не считать отдельных случаев.

Зачем все это мне надо? Прежде всего это нужно мне лично – для того чтобы те преобразования, которые происходят в России, продолжались. Я давно построил бизнес с позиций решения долгосрочных задач, среди которых самой главной является задача сохранения того курса, который был взят Россией в апреле 1985-го и продолжен с лета 1991 года. И это, безусловно, главный движущий мотив.

Главная задача состоит в том, чтобы сохранить вектор преобразований. А вектор очень ясный – изменение формы собственности. В России происходит революция, в ходе которой преобразуется одна форма собственности в другую. Это борьба за мои собственные, личные интересы. При этом я абсолютно убежден, что эти личные интересы интегрируются в общественные, совпадают с интересами общества. Вместе с тем мне хотелось бы подчеркнуть: я очень осторожно отношусь к слову «стабильность». У стабильности две стороны. Есть стабильность для тех, чья жизнь изменилась к лучшему, – это хорошо. А стабильность для тех, чья жизнь стала за это время хуже, – это плохо. Поэтому я и говорю не о стабильности как таковой, а о векторе преобразований.

«Шестидесятники» были и поэтами, и художниками, и математиками, они были творческими людьми, которые не могли по-другому объяснять, кроме как логично, последовательно, основываясь на исторических аналогиях. Одновременно так случилось, что некоторые из них пришли к власти вместе с Ельциным, очень ненадолго, и отошли, потому что, конечно, они в основном были идеалистами. А революция, может быть, в самом начале – только корни ее – идеалистические, а потом это жесткая, непримиримая борьба.

Революция в России могла произойти только сверху. Поэтому появление Ельцина из среды партийных лидеров для меня не было неожиданностью – что борец с коммунизмом, с коммунистами – из их среды. В этом как раз ничего удивительного нет. Ниоткуда больше он взяться-то и не мог. Я всегда ему симпатизировал, считал, что он сыграл огромную роль в моей жизни.

Я считаю Ельцина великим реформатором России. Могу сказать даже больше, я считаю его самым великим реформатором России. Ельцин – выдающийся человек. Не могу понять, как бывший обкомовский работник, убежденный коммунист стал таким жестким и последовательным приверженцем демократии. Чего стоит только его отношение к частной собственности! Конечно, рядом был Чубайс, последовательно убеждавший Бориса Николаевича в необходимости трансформации государственной собственности в частную, поскольку по законам рынка она не должна находиться в одних руках, в том числе и государственных. Ельцин это интуитивно понимал, не вникая в экономические дебри.

Ельцин научил меня политике. Я, находясь рядом с ним, понял, что такое политика, а не политиканство, не интрига, не шантаж, а реальная политика. Он меня научил политике с большой буквы, не игре в наперсток, а политике как искусству возможного. Я считаю его своим учителем. Я его очень уважал, я его уважаю нисколько не меньше сегодня. Уважал его за его последовательность в жесточайшей борьбе, за то, что он ни разу не отступил от базисных направлений преобразования России в демократическое государство. В России в тот момент я не видел человека, который мог бы эту задачу решить.

В России тот может заниматься политикой, кто может измерить состояние общества и предложить решения, которые общество в состоянии принять. Не то что «я хочу, мне так хочется, я вас нагну, я вас сломаю». Можно один раз, два. Действительно, сломается, и уже всё. Так вот, именно этим качеством не обладают ведущие российские политики. Абсолютно несостоятельные люди в этом плане. Им, безусловно, обладал в огромной степени Ельцин. Я из своего опыта могу сказать, что Ельцин прислушивался к советам специалистов, но решения всегда принимал абсолютно самостоятельно, был известен своей непредсказуемостью (хорошо или плохо – другой вопрос). Но решения, которые принимал Борис Николаевич, – это решения, которые вызревали в нем, конечно, под действием и внешней среды в том числе.

Ельцин – человек, который помог России, как никто другой в ее истории, продвинуться в направлении свобод, а по существу, продвинуться в преобразовании раба в свободного человека. Нам в советских школах навязывали идею, что крепостное право отменили потому, что хотели сбросить ненавистных помещиков, крепостные крестьяне хотели свободы, независимости. А как я узнал чуть позже, когда стал самостоятельно интересоваться историей, все было с точностью до наоборот: крепостные не хотели и бунтовали против того, что их лишали хозяина. Они привыкли, что он знает как, что и когда. Поэтому это был сложнейший этап – понимание того, что быть свободным и независимым лучше, чем в рабстве. И через этот этап Ельцин нас провел, мы за ним прошли, мы этот этап преодолели навсегда.

Когда в 1994 году ситуация стала сильно напрягаться (1991-м – путч, 1993-м – путч, выборы близко), я понял свою политическую ответственность. Перед собой, перед семьей, понял, что деньгами вопрос укрепления развития власти мы не решим, поэтому я попытался получить влияние в СМИ. С этого началась моя политическая жизнь. В этот круг я попал благодаря двум людям. Благодаря Юмашеву и Коржакову. С Юмашевым меня познакомил Петя Авен. Вообще все знакомства, которые мне Авен вольно или невольно организовывал, были очень качественные. Авен познакомил нас при очень смешных обстоятельствах. Три раза мы назначали встречу, и три раза я на встречу опаздывал или не приходил. Я вообще ничего тогда о Юмашеве не знал. И когда уже Валя сказал: «Все, больше не хочу», то я спохватился, понял, что теряю неизвестного мне человека, с которым еще не познакомился и перед которым мне уже неловко. Я приложил усилия, и встреча состоялась.

Авен познакомил меня с Юмашевым на предмет поддержки Ельцина, которого я тогда лично не знал, на предмет написания книги. Меня эта идея заинтересовала. С президентом я познакомился. Выпуск книги Ельцина был профинансирован «ЛогоВАЗом» и «АвтоВАЗом» – несколько сотен тысяч долларов. Мы создавали не преференцию президенту, а коммерческий проект. Книга вышла. Мы вложили деньги и полностью их вернули.